Джефри Уайт. Дискурсцентрированный подход
Дискурсцентрированный подход
Науку, которую он изучает, Джефри Уайт называет этнопсихологией. В рамках американской научной традиции термин «этнопсихология » синонимичен психологической антропологии, но употребляется относительно редко. С точки зрения Джефри Уайта, к этнопсихологии могут существовать два подхода: узкий и широкий.
Узким подходом он Уайт называет ту трактовку термина «этнопсихология «, которое дает Ричард Шведер, а именно что этнопсихология является подразделом этнонауки науки, исследующей представления носителей различных культур о разных классах реальности. Подобно тому, как поддисциплина этнонауки этноботаника изучает народные представления о растениях, этнопсихология, следуя этой логике, должна изучать народные представления о психологии. «В первую очередь она связана с изучением ума, личности (self) и эмоций в качестве отдельных тем в этнографических исследованиях. «[1] Предметом изучения в данном случае является не психологическое функционирование индивида или общества, а сложившиеся в культуре представления о мире, о человеке, их эмоциональная окраска или, иными словами, наличные в культуре концептуальные модели «self «, «личности «, «мотивации «. Однако этот подход представляется Уайту недостаточным, поскольку невозможно провести четкий водораздел между психологическим функционированием и представлениями, концепциями.
Поэтому Уайт обращается к широкому подходу, который он называет дискурсцентрированным подходом. Уайт пишет: «Люди практически везде думают и говорят о личностях, чувствах, мотивациях. Какую роль играют эти разговоры для людей и как они отражают социальную реальность? Таким образом, встает вопрос об изучении природы субъективности в разных культурах, которое в свою очередь приводит нас к вопросу о сущности социальных институтов в этих культурах. «[2] Таким образом, Уайт полагает, что наша субъектривность, проявляющая себя в процессе дискурса, влияет на формирование нашего социального окружения, а потому антропологэтнопсихолог фокусирует свое внимание на процессе дискурса, посредством которого социальная и эмоциональная реальность конституируется в обыденных разговорах и взаимодействиях.
«Дискурсцентрированыный подход концентрируется не столько на концепциях и символах, сколько на изучении self и person в связи с отношениями когнитивного, коммуникативного и социальноинституциального факторов в культуре. «[3] В связи с таким подходом Уайт ставит вопрос о традиционном противопоставлении психологической и символической ориентацией, которая, как принято думать, отражает постоянный дуализм между понятиями self и общество: частное — публичное, эмоции — разум, индивид — общество. В некоторой мере это противопоставление отражалось и в самом употреблении терминов «person » и «self «; первый связан с дюргеймовским фокусированием на коллективных представлениях и идеологии, второй — отражает интерес к психологическим, рефлексивным формам субъективности.[4] Эта оппозиция не может не затрагивать и непосредственно психологоантропологических исследований, где она принимает форму оппозиции культуры и личности. Но, как полагает Уайт, понятия культуры и личности не должны переплетаться в единый клубок, как это было у первых поколений антропологов, но и не должны рассматриваться вне своего тесного взаимодействия.[5] Их жесткое противопоставление ложно, и снимается таким феноменом, как процесс дискурса, который является одновременно и субъективным, и социальным и ведет от внутреннего мира человека к конструированию социальных связей и социальных институций, от внутренней системы значений к системе символов.
В признании психологическими антропологами дихотомии «self » «person » Уайт видит основную причину того, что психологическая антропология оказалась на периферии культурной антропологии. Сформировались, считает Уайт, как бы два не связанных друг с другом сферы исследования. Занявшая ведущие место символическая антропология рассматривает индивида как частицу общества, которое изучает. Психологическая же антропология согласилась с тем, что ее интересует исключительно сам человек, являющийся носителем культуры, его субъективность. Она согласилась с тем, что изучает не коллективные представления, присущие культуре, а индивидуальные представления, присущие членам культуры.
Выше мы говорили о том, что в двух основных областях современной культурной антропологии проблема значений решается принципиально поразному. Символическая антропология изучает культуру как объективированную систему значений, а когнитивная антропология изучает систему значений как ментальную систему. Психологическая антропология, интересуясь субъективным срезом культуры, послушно следуя за когнитивной антропологией размещает значения (которые для нее неразрывно связаны с поведением, поскольку содержат в самих себе мотивационную составляющую) «в индивидуальных ментальных представлениях, а не в коллективных представлениях их групп «.[6] Более того, психологическая антропология допускает, что наиболее существенные значения могут лежать вне поля сознания действующего субъекта, быть локализированы в бессознательном.
Тогда как символические антропологи, представители антипсихологического крыла в антропологии, стремятся опровергнуть «когниктивистское заблуждение «, которое по их мнению состоит в том, что культура рассматривается как состоящая из ментальных феноменов, и продемонстрировать публичную и коллективную сущность культуры как «социально установленной структуры значений «[7], психологические психологи, в частности такой авторитетный как М. Спиро, утверждают, что, если культура есть публичная система, то мысли с не меньшим основанием, чем эмоции, по определению, следует исключить из числа элементов культуры ведь мышление является субъективным и внутренним процессом. При таком подходе у нас получается, что мы жестко разграничиваем культуру и психологию, что имеет определенное методологическое значение, если после этого сразу будет поставлен вопрос об определении их взаимосвязи. В противном случае мы получаем нонсенс: психологические антропологи своими руками дихотомизируют индивидуальный опыт (предмет психологического исследования) и общественные значения (предмет исследования культурной теории), признает их как две непересекающиеся реальности, что противоречит просто здравому смыслу. Наоборот, утверждает Джефри Уайт, задача психологического антрополога в этом случае состоит в том, чтобы показать влияние индивидуального опыта на формирование общественных значений и влияние общественного опыта на формирование индивидуального опыта. И то, и другое происходит, с точки зрения Уайта, в процессе дискурса.
Использавание в данном контексте термина «дискурс » привлекает внимание к деалектической связи между культурой и поведением, между моделью и практикой. «Дискурсоцентрированный подход направлен на изучение социального использование эмоций как идеом способных в ходе взаимодействия трансформировать социальную реальность. В процессе разговора об эмоциях индивидуальный опыт становится достоянием группы и в потенции способен трансформироваться согласно имеющимся в культуре «сценариям «[8] (принятым тем или иным обществам моделям межличностного и межгруппового взаимодействия), то есть стать элементом объективированной культуры. Эмоции «экстернализуются » в социальном контексте, где, порождая культурносимволические модели социальной и коллективной реальности.
Именно в процессе дискурса, по мнению Уайта, концептуальная схема (ментальный феномен, представляющий собой взаимоувязанный и осмысенный фрагмент представлений о реальности основной предмет изучения когнитивной психологии) может проявлять мотивационные свойства. Посредством публичного проговаривания человеком своих представлений, предания им объективированной последние могут стать стимулом действия для него самого или для других членов общества. Уайт подчеркивает, что этнографические исследования, специализирующиеся на «организационных аспектах » культурных моделей могут быть поняты, как изучение «способа, которым различные цели организуются и приводятся в действие «, и что «такой подход не только связывает когницию с поведением, он также показывает, как цель подвергается организации «[9], то есть показывает как формируется общественнозначимый стимул и как наши субъективные ментальные представления определяют нашу социальнозначимую активность и наши социальные взаимодействия. Растущие число антропологических работ об эмоциях указывает на то, что эмоци, по всей вероятности, является постоянной темой разговоров и предметов осмысления на коллективном уровне, и это коллективное осмысление индивидуального опыта само заложенно в некую «социальноустановленную структуру значений «,[10] то есть является универсальной культурной моделью.
Таким образом от интереса к субъективности психологический антрополог неизбежно должен переходить к теоретизацированию по поводу социальной жизни психики, а вслед затем и к самому социальному процессу. Понятие дискурса неразрывно связывает субъективное и социальное. Джефри уайт солидаризируется с точкой зрения Грейс Харис, которая определяет три понятия, которые дожны стать ключевыми словами в психологической антропологии (индивид, self и личность) как обоснованные на «биологическом, психологическом и социологическом модусах человеческих существ «.[11]
Итак, дискурсоцентрированный подход предполагает связь между системой значений, расположенной в ментальном поле индивида, и его поведением. До недавнего времени доминирование бихевиористских теорий препятствовало взаимопониманию психологов и антропологов, привыкших описывать социальное действие в терминах значений, ценностей и опыта. Но когнитивный поворот, наметившийся в современной психологии вызвал широкий интерес процессам концептуализации, выработки культурных моделей и схем, которые совместимы с антропологическим взглядом на культуру как главную силу в формировании человеческого поведения. Таким образом дискурсоцентрированный подход отталкиваясь от понятия субъективности, способен описать весьма широкий спектор психологических, культурных и социальных феноменов. Он объясняет формирование поведенческих моделей и общественных институций в процессе межличностного дискурса. И что еще более важно, он объясняет формирование того, что представляется нам объективированными системами значений. Вопрос в том, рассматриваем ли мы явление в статике или в динамике. Культура как самозамкнутая система, общество как самозамкнутая система представляются статическими образованиями. Здесь нет места для психологии. Если же мы смотрим на них как на сформировавшиеся и постоянно меняющиеся посредством процесса дискурса, мы не можем проити мимо человеческой субъективности и связанной с ней психологичности.
Дискурсоцентрированная антропология непосредственно связана с проблемой идентичности, то есть признания себя в качестве относящегося к определенной группе. (То подход в антропологии, который исследует прежде всего коллективные представления не может рассматривать проблему самоприписывания). Идентичность достигается через артикуляцию и драматизацию self, является культурно (через процесс дискурса) конструируемой и зависящей от культурного контекста.[12]
Таков ответ Джефри Уайта на поставленной историей науки вопрос о связи между психологией и культурой.
Посмотрим на то, чем концепция Джефри Уайта (конца восьмидесятых начала девыностых годов) отличается от психологоантропологических концепций сороковых пятидесятых шестидесятых годов. Уайт не берется давать определения ни культуре, ни личности прежде всего потому, что в своем теоретизировании он просто не доходит до стадии таких определений. Прежде должна быть проделана огромная работа по формированию концептуальной базы подобных определений. В первую очередь перед Уайтом стоит задача доказать, что культура и психология это не две абсолютно независимые друг от друга сферы, между ними существует взаимосвязь. Ведь дело в том, что даже сами психологические антропологии к восьмидесятым годам успели смириться с тем, что их удел исследование субъективности, эмоций, самопредставления, восприятия индивидом культуры в качестве внешней системы. Тут Уайт идет очень необычным путем. Он стремится показать, как из человеческой субъективности, из человеческих эмоций (следует обратить внимание, что Уайт не упоминает о мышлении скорее всего, он боится внести путаницу, быть пойманным на случайном противоречии, а потому говорит только о тех феноменах, которые в эти годы рассматривались как стопроцентно психологические) формируется социальная реальность. Вопрос, в какой мере она формируется из человеческой субъективности Уайт оставляет неясным. Очевидно, что не полностью. Уайту важно показать, что это верно как минимум в какойто мере.
Идея о том, что культура проявляет себя посредством дискурса принадлежит постмодернистам. Формирование культуры посредством дискурса вот то оригинальное, что вносит Уайт, по существу перечеркивая постмодернистскую традицию, где процесс дискурса самоцель. При этом дискурсоцентрированный подход это новое для психологической антропологии, поскольку понятие дискурса было выработано Мишелем Фуко только в шестидесятые годы и просто не успело быть интегрировано психологической антропологией до наступления периода ее упадка. Следует обратить внимание на терминологический ньанс. И у Фуко, и во всей западной литературе дискурс является именно процессом, а не результат процесса, не закрепившемся в языке способом упорядочения действительности, как принято в отечественной литературе. «Задача состоит не в том, чтобы рассматривать дискурсы ка совокупности знаков, пишет Фуко, но в том. чтобы рассматривать их как практики, которые систематически образуют объекты, о которых они говорят «.[13] Так что рассуждения Уайта вполне соответствуют концепции Мишеля Фуко.
Говоря о личности, Уайт упоминает такие понятия как когниции и концептуальная схема, а говоря о культуре употребляет понятия «социано установленная система значений «, символы, сценарии. Эти концепции были выработаны в когнитивной антропологии и символической антропологии и к девыностым годам стали уже абсолютно привычными. Как психологического антрополога его интересует вопрос, как когниция может приобретать мотивационный аспект и выражаться в социальном поведении. Проблема здесь в том, что наличие у когниции мотивационного аспекта не является общепринятым тезисом. Уайт показывает, как она может помучить таковой и стать психологическим феноменом. То же самое относится к концептуальной схеме, которая рассматривается не как мыслительная абстракция, а как возможный источник наших действий. Значению, как ментальному комплексу соответствует символ, как элемент культуры (культурное значений). Концептуальной схеме, как ментальному комплексу, соответствует культурный сценарий. Вопрос в том, как они взаимосвязаны. В когнитивной психологии «сценарием » называют ментальное представление о событии, включающее последовательность действия и ключевые фигуры, вовлеченные во взаимодействие. Уайт ставит обратный вопрос, как наши представления формируют культурный сценарий. Вопрос о формировании на основе ментальных значений культурных значений также непрост. В психологической антропологии раннего периода эти вопросы просто не ставились. Антропологи исходили из аксиомы, что взаимовлияние присутствует. Попытка же поставить эту аксиому под вопрос привела к необходимости объяснить, как это происходит. Задача оказалась не из простых. Уайт предлагает свой вариант ее решения, связанное с дискурсцентрированным подходом.
Таким образом, вопрос о комплексном рассмотрении культуры и птчности просто отпадает, это две системы, относительно которых психологическим антропологам необходимо доказать, что они находятся во взаимодействии. Доказывание само превращается в процесс, поскольку с усложнением концепции личности и с трансформации взгляда на культуру, приходится доказывать корреляцию не обеих систем в целом, а их отдельных составляющих.
Что касается этнопсихологии, то дискурсцентрированный подход может быть принят ею на вооружение, поскольку она должна объяснять, как ментальные комплексы находят свое выражение в реальности и побуждают людей к действиям в определенном направлении. Этнопсихологии предстоит также освоить весь абор новых термиов, выработанных в рамках смежных наук, от которых этнопсихология не должна абстрагироваться.
Источник: hr-portal.ru
