ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ ГРАЖДАНСКОГО КОДЕКСА: ПОИСКИ ЗДРАВОГО СМЫСЛА В ЛАБИРИНТАХ АМБИЦИЙ
Часть 1.
Несмотря на то, что жизнь российских авторов и юристов никогда не была безоблачной, угроза принятия части четвертой Гражданского кодекса РФ в редакции Центра частного права грозит сделать ее гораздо более мрачной, чем обычно.
Отечественный рынок интеллектуальной собственности развивается чрезвычайно медленно. Однако значительная часть законодательно установленных положений постепенно, но неуклонно находит реализацию на практике. В то же время в одной только Польше для авторов собирают в 10 раз больше вознаграждения, чем во всей России. Сбор вознаграждения для наших артистов пока вообще не удается наладить.
В определенной мере это объясняется тяжелой экономической ситуацией в стране, но во многом связано также с законодательной нестабильностью, ненормальной ситуацией, сложившейся в последние годы с законодательством об интеллектуальной собственности. Ведь, как известно, чем чаще изменяются законы, тем реже они исполняются и тем «комфортнее» чувствуют себя пираты в хаосе очередной перестройки.
Восемь лет продолжают кипеть страсти над разделом Гражданского кодекса РФ, который должен быть посвящен вопросам интеллектуальной собственности. Давайте все же попробуем разобраться, в чем причины такого положения и действительно ли необходимо «коренное преобразование» законодательства об интеллектуальной собственности.
Чтобы осветить эти вопросы, придется хотя бы вкратце вспомнить «историю», которая, как говорят, ничему не учит, но многое объясняет.
В начале 90-х годов для разработки нового Гражданского кодекса РФ был создан специальный Исследовательский центр частного права, который сумел достаточно быстро подготовить части первую и вторую Кодекса, включавшие четыре раздела и принятые Государственной Думой РФ в 1994 и 1995 гг. Однако работа над пятым разделом, посвященным вопросам интеллектуальной собственности, растянулась более чем на восемь лет.
Многие специалисты считали, что появилась объективная необходимость кодифицировать правовую регламентацию отношений в сфере интеллектуальной собственности с выделением общих исходных принципов. Правда, расхождение во взглядах начиналось уже на стадии изложения самых базовых постулатов («что ни доктор, то свой диагноз»), но какое-то время существовало мнение, что такие исходные принципы все-таки существуют и надо их только отыскать. «Сумма сумм», итог итогов этой работы должны были найти свое воплощение в части третьей Кодекса.
За прошедшие годы частично менялся состав рабочей группы Центра частного права, работающей над разделом, однако, как ни странно, от участия в ней оказались устраненными многие виднейшие российские специалисты в области интеллектуальной собственности.
Все эти восемь лет не прошли в бездействии: к 1995 г. был подготовлен первый проект раздела, посвященного вопросам интеллектуальной собственности, а остальное время было потрачено на его общественное обсуждение и безуспешные попытки специалистов внести в него хоть какие-нибудь существенные коррективы вопреки разработчикам. Делались замечания и вносились предложения, но большинство замечаний по существу проекта были проигнорированы. Готовились «увесистые» отрицательные заключения, проводились научно-практические и международные конференции, но внимания на их выводы не обращалось. В результате российские специалисты, органы государственной власти и управления, заинтересованные общественные организации вынуждены были тратить на «противостояние» угрозе принятия проекта гораздо больше времени и сил, чем на работу по совершенствованию других законодательных актов в области интеллектуальной собственности.
Однако угроза со стороны проекта Центра частного права продолжает существовать и ее столь длительная неуничтожимость выглядит просто мистически. В этой связи как не вспомнить слова незабвенного Аркадия Райкина: «Это там, за бугром, все работают, а выгода идет одному человеку. У нас все честно: все работают, никому никакой выгоды:».
Следует отметить, что уже с середины 90-х годов профессором А.П. Сергеевым и другими специалистами отмечалась бесперспективность дальнейшей работы над проектом Центра частного права в связи с изначальной ошибочностью заложенной в его основу концепции. Наблюдался редчайший случай единства специалистов-практиков и специалистов-теоретиков: с каждым годом нарастала уверенность в том, что проект должен включать в себя только основополагающие, «базовые» положения, общие для всех или большинства видов объектов интеллектуальной собственности, а дальнейшее развитие и конкретизация этих основных положений должны содержаться (и уже содержатся в настоящее время) в специальных законодательных актах.
Такому единству специалистов в немалой степени способствовало понимание того, что раздел, посвященный вопросам интеллектуальной собственности, разрабатывается в условиях существования в сфере интеллектуальной собственности сравнительно недавно принятых и достаточно устойчиво работающих «рыночных» законов, изменять которые в непонятных целях, исходя только из «вкусовых предпочтений» составителей проекта Кодекса, совершенно нецелесообразно.
Следует отметить, что настоящее время в области интеллектуальной собственности отсутствует та необходимость скорейшей кодификации, которой ранее руководствовались разработчики части первой, второй, да и недавно принятой части третьей Кодекса, объяснявшие это потребностью как можно быстрее перейти от «социалистических гражданских правоотношений» к так называемым «рыночным».
В начале и середине 90-х годов для такого подхода, наверное, можно было отыскать более-менее веские аргументы, хотя до сих пор непонятно, почему юристы тогда «закрыли глаза» на то обстоятельство, что Конституцией РФ не предусмотрено никакое «верховенство» Гражданского кодекса над другими законами, регулирующими вопросы гражданско-правовых отношений.
Постепенно ситуация вокруг проекта Центра частного права обострялась. Тем не менее все возражения по существу концепции данного проекта разработчиками к рассмотрению не принимались. Тогда в 1999 г. профессор А.П. Сергеев представил на суд общественности альтернативный проект раздела «Интеллектуальная собственность», подготовленный кафедрой гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, который получил одобрение значительного числа специалистов.
«Свет в конце тоннеля» забрезжил, когда в августе 2000 г. председатель Совета по кодификации и совершенствованию законодательства при Президенте РФ, председатель Высшего Арбитражного Суда РФ, профессор В.Ф. Яковлев отметил, что раздел проекта Центра частного права пока не готов, и Совет решил обратиться к Президенту РФ с просьбой о внесении в Государственную Думу части третьей Кодекса, состоящей только из двух разделов («Наследственное право» и «Международное частное право»), без включения в нее положений об интеллектуальной собственности [1]. Именно такой вариант был поддержан Президентом, что послужило причиной временной и, как показали дальнейшие события, очень недолгой эйфории среди наиболее оптимистично настроенных и наименее умудренных жизненным опытом специалистов.
«Успокоению» в немалой степени способствовало также внесение в Государственную Думу по инициативе депутата В.Я. Комиссарова в декабре 2000 г. первого варианта, а в феврале 2001 г. — второго, усовершенствованного варианта раздела «Интеллектуальная собственность», разработанного на основе рекомендаций кафедры гражданского права юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, возглавляемой профессором А.П. Сергеевым. «Концепция и подходы» этого проекта были официально одобрены Правительством РФ в качестве основы для дальнейшей работы.
Однако, вопреки мнению Правительства РФ, в августе 2001 г. был дан старт очередной попытке рабочей группы Центра частного права провести свой проект — на этот раз через Минэкономразвития РФ. Поскольку уже много лет проект Центра частного права по существу остается практически неизменным и поскольку в настоящее время в его «доработке» вновь участвуют в основном те же лица, каких-либо положительных итогов их дальнейшей работы ожидать не приходится. В то же время понимание «энергичного» характера Минэкономразвития РФ дает основание для опасений, что на этот раз проект может выйти на «финишную прямую».
Что же так «пугает» в одном проекте и почему другой не внушает подобных опасений? Для дальнейшего анализа были использованы текст проекта Центра частного права, и текст проекта, который условно можно назвать «проектом А.П. Сергеева — В.Я. Комиссарова» (далее — альтернативный проект).
Основное отличие между проектами — концептуальное. Оно состоит, во-первых, в объеме нормативного материала, который предлагается закрепить на уровне Кодекса, а во-вторых, в наличии в проекте Центра частного права не проверенных практикой, противоречащих действующему законодательству и не предусмотренных международными договорами нововведений, отсутствующих в альтернативном проекте.
Итак, проведем сравнительный анализ обоих проектов и возможных последствий принятия каждого из них. Поскольку авторы данной статьи по роду своей деятельности связаны с авторским правом в гораздо большей степени, чем с иными отраслями интеллектуальной собственности, то большинство примеров в дальнейшем будут иметь «авторско-правовую специфику». Однако это вовсе не означает, что такие же замечания не могут быть сделаны с точки зрения патентного права или законодательства о товарных знаках.Часть 2
1. Закрепление на уровне Кодекса большого объема нормативного материала, как это предлагается сделать в проекте Центра частного права (125 статей), не позволит своевременно совершенствовать действующее законодательство в соответствии с техническим развитием и международными договорами либо потребует внесения постоянных изменений непосредственно в сам Кодекс.
Только один пример. В ст. 32, 46 и других аналогичных статьях проекта Центра частного права закреплены перечни правомочий авторов, артистов-исполнителей и других правообладателей. В настоящее время такие перечни закреплены в Законе РФ «Об авторском праве и смежных правах», причем с использованием совершенно иных формулировок. Такие перечни неизбежно будут меняться как по объему, так и по составу в соответствии с новыми договорами Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС) — Договором ВОИС по авторскому праву 1996 г., Договором ВОИС по исполнениям и фонограммам 1996 г. и др., а также принятыми в последнее десятилетие директивами Европейского союза, которые должны учитываться при совершенствовании отечественного законодательства в силу Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Европейским союзом. В результате при присоединении к каждому новому международному договору в Кодекс придется вносить изменения и дополнения. Причем, несмотря на эти изменения и дополнения, перечни правомочий обладателей авторских и смежных прав в Кодексе и специальных законах будут все время отличаться друг от друга.
В течение последнего десятилетия Россия весьма успешно присоединилась ко многим важным международным договорам в области авторского права, а также принимала активное участие в работе над проектами многих новых международных соглашений. Насколько известно, в ближайшее время должна быть проведена работа по подготовке к присоединению как минимум к четырем новым международным договорам, касающимся вопросов авторского права: Соглашению о торговых аспектах прав интеллектуальной собственности (Соглашение TRIPS), входящему в пакет документов Всемирной торговой организации (ВТО), Международной конвенции об охране интересов артистов-исполнителей, производителей фонограмм и вещательных организаций (Римская конвенция), Договору ВОИС по авторскому праву 1996 г. и Договору ВОИС по исполнениям и фонограммам 1996 г. (так называемые «Интернет-договоры» ВОИС). Кроме того, принятия таких же мер потребует выполнение Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Европейским союзом.
Подход, предлагаемый в проекте Центра частного права, совершенно не соответствует российской законодательной традиции. В Гражданском кодексе РСФСР 1964 г., кроме статей, посвященных вопросам авторского права, регламентируемого в настоящее время отдельным, почти в два раза большим по объему законодательным актом, содержалось всего 7 статей, касающихся изобретений, рационализаторских предложений и т.д. (ст. 520-526 ГК РСФСР).
В Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г., введенных в действие на территории России с 1992 г., права на «результаты творчества» и средства индивидуализации урегулированы всего в 9 статьях (ст. 144- 152 Основ).
Следует отметить, что Общие положения проекта Центра частного права также содержат всего 14 статей, что объективно свидетельствует о весьма ограниченном числе норм, которые современной юридической наукой признаются в качестве «общих» для всех видов результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации.
Альтернативным проектом предлагается закрепить в Кодексе только основные положения об интеллектуальной собственности, проверенные временем, отечественной и зарубежной практикой, в том числе на международном уровне. В результате, с одной стороны, проект содержит максимально возможное число положений, которые в настоящее время могут быть выделены в качестве общей части такого института, как право интеллектуальной собственности. С другой стороны, он оставляет значительные возможности для дальнейшего развития правового регулирования в отношении всех видов результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации путем оперативного внесения изменений и дополнений в действующие законодательные акты или своевременной разработки нового законодательства с учетом ускоряющихся темпов технологического развития. Причем в таких случаях, благодаря кодификации только основополагающих норм, не будет возникать необходимости во внесении каких-либо изменений в Кодекс.
В случае принятия альтернативного проекта специальное законодательство можно будет дорабатывать с учетом прежде всего потребностей в регулировании отдельных областей права интеллектуальной собственности, а Кодекс будет обеспечивать единство в решении основных вопросов, общих для всех видов интеллектуальной собственности и уже законодательно закрепленных для большинства случаев.
2. Положения проекта Центра частного права противоречат действующему законодательству Российской Федерации, а не кодифицируют его.
Казалось бы, любому юристу должно быть свойственно «трепетное» отношение к каждой букве закона, каждой фразе законодательства. Один древний автор считал, что «от падения лепестка розы миры содрогаются». Точно также любой специалист прекрасно осознает, какие катастрофические последствия может повлечь малейшее произвольное изменение нормативного регулирования.
Кодификационная работа должна быть основана прежде всего на принципе обобщения уже имеющихся положений законодательных актов и международных договоров, правовых традиций, сложившейся устойчивой практики правотворчества и правоприменения.
Право — это консервативная по определению система. Его принципы оттачиваются веками, формулировки вырабатываются десятилетиями, единообразие в использовании терминов и понятий достигается годами кропотливой работы. Поэтому использоваться в нем должно только то, что доказало временем свою надежность. Основная задача кодификации — не создание новых систем, а сведение в единую систему уже работающего нормативного материала с устранением несогласованности и противоречий. Право, как и культуру, нельзя создать, их можно только унаследовать и сохранить. В области юриспруденции «вечный» спор между традиционалистской ответственностью консерватизма и неограниченной игрой критического сознания разрешается однозначно. Как говорил философ Э. Берк: «Государственная мудрость заключается в том, чтобы сочетать склонность к сохранению со способностью к улучшению».
Уже на Первом съезде русских юристов в 1875 г. Ф.Н. Плевако говорил: «Мы увидели, что разум создан не для того, чтобы творить, а для того, чтобы изучать и анализировать… Следует обратиться к «юридическим инстинктам», живущим в народе. Эти инстинкты, разумно понятые и собранные, дадут основание для разумного понимания юридических потребностей общества… И точно так же, как не химики создали законы химические, точно так же не юристы должны придумывать правовые институты» [2].
При кодификации любые изменения или дополнения допустимо вносить только в целях, во-первых, устранения внутренних противоречий в сложившейся системе правового обеспечения и, во-вторых, решения не урегулированных ранее вопросов, нуждающихся в регламентации именно на уровне Кодекса.
Даже при таком подходе невозможно гарантировать отсутствие ошибок, причем многие из них трудно предсказать на «теоретическом» уровне. Достаточно вспомнить трагические примеры, связанные с «неосторожным» распространением на жилые помещения общих положений о совместной собственности супругов в результате принятия части первой Кодекса. Поскольку согласие второго супруга при любой сделке всегда «предполагалось» (п. 2 ст. 253 Кодекса), многие мужья-алкоголики успели лишить свои семьи квартир. Только экстренное принятие и введение в действие Семейного кодекса РФ (с 1 мая 1995 г.) помогло ликвидировать допущенный при подготовке Кодекса пробел. Но последствия «опрометчивой свободы», предоставленной указанными выше положениями части первой Кодекса, для многих женщин и детей оказались трагическими и неустранимыми.
В сфере интеллектуальной собственности необходимо проявлять еще большую осторожность, учитывая сложность проблем, новизну вопросов, важное значение интеллектуальной собственности для общества и государства.
В настоящее время в Российской Федерации действует обширная и в достаточной степени согласованная система федерального законодательства, международных договоров и иных нормативных правовых актов в сфере интеллектуальной собственности (в частности, Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах», Закон РФ «О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных», Патентный закон РФ, Закон РФ «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров», Закон РФ «О правовой охране топологий интегральных микросхем», Закон РФ «О селекционных достижениях», Всемирная конвенция об авторском праве, Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений, Парижская конвенция по охране промышленной собственности и т.д.). Российская Федерация является членом ряда международных организаций и союзов в данной области (ВОИС, Бернского союза, Парижского союза и др.). Необходимо учитывать возможность вступления России в ВТО (следовательно, подписание Соглашения TRIPS), а также присоединения к ряду новых международных соглашений.
Поэтому, в отличие от принципа работы над другими частями Кодекса, для раздела, посвященного вопросам интеллектуальной собственности, необходима именно кодификация, даже «консолидация» уже имеющихся положений, а не разработка новых подходов к решению частных проблем.
Как уже упоминалось выше, при таком обилии новых правил, терминов и формулировок трудно предсказать все последствия их «внедрения» в законодательство. Ограничимся только несколькими примерами.
Так, без каких-либо мотивированных обоснований проект Центра частного права (ст. 24 и 26) пытается возродить существовавшее в Советском Союзе «право на неприкосновенность произведения», причем в еще более жестком варианте — как запрет внесения абсолютно любых изменений в произведение. Предлагается заменить этим правом предусмотренное действующим законодательством право на защиту репутации автора (ст. 15 Закона РФ «Об авторском праве и смежных правах»). Справедливости ради следует отметить, что «право на неприкосновенность произведения» в советское время существовало, но поскольку ответственности за его нарушение установлено не было, проблем с его применением, как правило, тоже не возникало, а в большинстве международных договоров в области авторского права Советский Союз не участвовал.
Предлагаемый отказ от права на защиту репутации автора и возврат к «праву на неприкосновенность» представляется абсолютно недопустимым, противоречит Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений (п. 1 ст. 6 bis), другим международным соглашениям, действующему российскому законодательству.
В законодательствах развитых стран мира предусматриваются именно права на защиту репутации авторов, а не запреты любого, даже несущественного, изменения произведения (исправление грамматических ошибок, снабжение комментариями и ссылочным аппаратом и т.д.). В качестве примера повсеместного признания именно права на защиту репутации автора можно привести, в частности, ст. 83 Закона об авторском праве и смежных правах Германии (ФРГ), ст. 80 и 83 Закона об авторском праве, патентах и промышленных образцах Великобритании, ст. L. 121-7 Кодекса интеллектуальной собственности Франции и др.
«Право на неприкосновенность» в таком виде, как это предлагается разработчиками проекта Центра частного права (право на абсолютную неизменяемость), не может быть осуществлено на практике, поскольку будет массово игнорироваться, особенно при использовании в цифровых сетях, продуктах мультимедиа и т. д. Например, сам «цифровой формат» предполагает, что произведение на экране монитора будет выглядеть иначе, чем на страницах книги или журнала. К тому же вид произведения каждый раз будет дополнительно модифицироваться используемым программным обеспечением, поддерживаемыми шрифтами и т.д.
Но, пожалуй, куда более абсурдным выглядит то обстоятельство, что согласно положениям проекта Центра частного права незаконным окажется, например, издание Аристотеля, Монтеня или Пушкина с сопровождением их трудов примечаниями специалистов, поскольку «право на неприкосновенность» включает «запрет на любое сопровождение произведения комментариями без согласия автора» и действует, даже если автор давным-давно умер. Незаконным будет просмотр любого произведения на экране компьютера, поскольку при этом неизбежно происходит «дополнение» произведения другими элементами (в частности, курсором «мышки»).
Еще более «интригующей» выглядит попытка закрепить аналогичный подход в отношении исполнителей — «право на защиту исполнения от искажения». В отношении исполнителя такой «жесткий» подход (запрет любого «искажения» исполнения) еще более удивителен, чем в отношении автора. Непонятно, как будут решаться вопросы, связанные, например, с монтажом отснятого киноматериала: каждое изменение, каждую «склейку» режиссер вынужден будет согласовывать с каждым исполнителем (в письменной форме). Причем решить данные вопросы заранее путем заключения договора невозможно, так как личные неимущественные права являются непередаваемыми и неотчуждаемыми, следовательно, никакой договор не оградит, например, изготовителей аудиовизуальных произведений от любых последующих претензий со стороны любого артиста.
К «забавным» результатам может привести неосторожное обращение со сроками действия авторских прав, установленными в ст. 29 проекта Центра частного права. В настоящее время законодательство устанавливает несколько оснований для их «льготного» исчисления (год первого посмертного опубликования произведения, год реабилитации автора), а также основание для их продления (участие автора в Великой Отечественной войне). Проект фактически аннулирует все положения ст. 27 Закона РФ «Об авторском праве и смежных правах». В результате возникает парадокс: продление сроков охраны, предусматриваемое проектом (до 70 лет после смерти автора), в ряде случаев приводит к их сокращению.
Данное утверждение можно проиллюстрировать на хрестоматийном примере «Мастера и Маргариты»: по действующему законодательству срок охраны авторского права на это произведение (50 лет) исчисляется с даты его первого опубликования (1967-1968 гг.) и, следовательно, заканчивается в 2018 г. Однако согласно положениям проекта Центра частного права срок охраны авторского права исчисляется с даты смерти М.А. Булгакова (1940 г.) и, несмотря на его увеличение до 70 лет, истекает в 2010 г.
Еще более наглядным примером могли бы послужить права наследников лиц, репрессированных в 20-30 годы, чьи произведения с момента принятия проекта Центра частного права вообще перестали бы охраняться. Совершенно непонятно, почему решили лишить дополнительного срока охраны участников Великой Отечественной войны — вряд ли это можно объяснить чем-нибудь, кроме простой небрежности. Кстати, увеличение сроков охраны до 70 лет после смерти автора уже предусматривается внесенными в Государственную Думу проектами поправок к Закону РФ «Об авторском праве и смежных правах».
Следует отметить, что при таком объеме нормативного материала, какой предлагается закрепить в проекте Центра частного права, выявить и устранить все противоречия практически невозможно, тем более с учетом особенностей терминологии и понятийного аппарата данного проекта, в значительной степени отличающегося от принятого в действующем российском законодательстве и международных соглашениях. Следует отметить, что такие отличия ничем не обусловлены, в них нет какой-либо практической необходимости и, как правило, авторами проекта Центра частного права они никак не мотивированы.
Совершенно иной подход использован при подготовке альтернативного проекта. Работа над ним была ограничена исключительно кодификацией действующего законодательства с учетом международных договоров. В результате альтернативный проект не противоречит положениям действующего законодательства, а только обобщает законодательный и правоприменительный опыт.Часть 3
3. Принятие проекта Центра частного права парализует действие существующих законодательных актов об интеллектуальной собственности.
При наличии огромного количества «явных» и «скрытых» противоречий и несоответствий между Кодексом и специальными законами, регламентирующими в настоящее время отношения в сфере интеллектуальной собственности, невозможным окажется применение действующих законодательных актов, поскольку более половины содержащегося в них нормативного материала будет нуждаться в изменении для приведения хотя бы в формальное соответствие с положениями проекта Центра частного права.
В то же время сам проект Центра частного права не сможет на переходный период «заменить» и полноценно «продублировать» существующие законодательные акты, поскольку, несмотря на «мелочную» регламентацию в отдельных случаях, в целом он не охватывает даже большинства основных вопросов, постоянно возникающих на практике и находящих в настоящее время решение на основе действующих положений специального законодательства.
Соотношение положений Кодекса и специальных законодательных актов по отдельным видам интеллектуальной собственности будет нуждаться в постоянном специальном истолковании, которое все время будет оказываться спорным. В таких условиях вся предыдущая правоприменительная практика окажется бесполезной, а для выработки новой не будет оснований в связи с отсутствием четкой регламентации отношений на законодательном уровне.
В то же время нельзя еще раз не отметить, что принятие за основу альтернативного проекта не приведет к каким-либо противоречиям с существующими законодательными актами, не приостановит их действие, но позволит осуществлять их дальнейшее совершенствование на основе выделенных общих положений.
4. Проект Центра частного права не соответствует положениям международных договоров.
Основные несоответствия в большинстве случаев — понятийные и терминологические. Законодательство в сфере интеллектуальной собственности, как неоднократно отмечали многие специалисты, является «предопределенным» положениями международных соглашений. В частности, в сфере авторских и смежных прав действуют:
- Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений (Россия присоединилась к ней с 1995 г.);
- Всемирная конвенция об авторском праве (в редакции 1952 г. СССР участвовал в ней с 1973 г., а в редакции 1971 г. — Россия присоединилась к ней в 1995 г.);
- Римская конвенция об охране интересов артистов-исполнителей, производителей фонограмм и вещательных организаций (ведется подготовка по присоединению к ней России);
- Соглашение TRIPS;
- Договор ВОИС по авторскому праву 1996 г.;
- Договор ВОИС по исполнениям и фонограммам 1996 г.;
- директивы Европейского союза, учет которых обязателен в силу положений Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между Россией и Европейским союзом;
- Конвенция об охране производителей фонограмм от незаконного воспроизводства их фонограмм (Россия присоединилась к ней в 1995 г.);
- Конвенция о распространении несущих программы сигналов, передаваемых через спутники (Брюссельская конвенция 1974 г., к которой СССР присоединился в 1989 г.) и многие другие международные договоры.
Все это обусловливает необходимость использования только общепризнанной, устойчивой терминологии и проверенных временем положений, хорошо согласующихся с российскими законодательными актами и международными договорами, что облегчит дальнейшую нормотворческую работу, позволит избежать противоречий с положениями международных актов и не приведет к необходимости преобразования действующего законодательства только ради установления формального «единства» с вновь принятыми положениями, новыми терминами и «своеобразным» понятийным аппаратом.
Отход от положений международных договоров неизбежно приведет к ослаблению охраны прав российских правообладателей за рубежом, причем в ряде случаев последствия предлагаемых в проекте Центра частного права новшеств оказываются трудно прогнозируемыми.
Например, отнесение «записей изображения (видеозаписей)» к объектам смежных прав может привести к тому, что российским фильмам перестанет предоставляться охрана в ряде зарубежных стран. В настоящее время они охраняются как аудиовизуальные произведения — объекты авторских прав (согласно Бернской конвенции такая охрана предоставляется почти в 150 странах мира). Но как только они становятся объектами смежных прав, формально им может быть отказано в охране, поскольку Россия пока не участвует в международных договорах, закрепляющих такую охрану. К тому же охрана в рамках смежных прав — всегда более «узкая», чем охрана, предоставляемая авторским правом. «Видеозаписи» в качестве особых объектов охраны в силу исторических причин встречаются во французском законодательстве, но отнесение их к особым объектам не авторских, а смежных прав способно окончательно разрушить всю систему российского кинопроизводства и кинопроката.
Точно такой же вопрос о «непредсказуемости последствий» возникает в отношении подмены международно-признанного понятия «фонограмма» термином «звукозапись». В данном случае трудности возникнут как у отечественных, так и у иностранных правообладателей, причем такое переименование абсолютно ничем не обосновано.
С другой стороны, на основании ряда положений проекта Центра частного права иностранные правообладатели могут потребовать более широкой охраны, чем это предусмотрено международным договором, и оказаться в привилегированном положении по отношению к российским правообладателям, аналогичные права которых в других странах защищаться не будут. Такой специфический правовой режим предпочтения прав иностранцев правам местных жителей какой-либо территории в международном праве обычно именовался «режимом капитуляций» и в соответствии с названием применялся только на оккупированных территориях, причем, насколько известно, последний раз официально — после первой мировой войны. Косвенное закрепление проектом Центра частного права аналогичного результата выглядит довольно странным.
Так, в настоящее время за рубежом права российских артистов-исполнителей не защищаются и не будут защищаться, пока Россия не присоединится к соответствующему международному договору. Однако на основании буквального толкования положений проекта Центра частного права иностранные обладатели прав на «результаты исполнения» могут в одностороннем порядке потребовать выплат вознаграждений на том основании, что согласно ст. 41 данного проекта они оказываются «авторами исполнения», а авторские права иностранных лиц наша страна обязана защищать в соответствии с целым рядом действующих международных договоров Российской Федерации. Следует отметить, что переименование «артиста-исполнителя» в «автора исполнения» не встречается ни в одном международном соглашении.
Последствия многих других нововведений, предлагаемых проектом Центра частного права, также «оригинальны» или просто непредсказуемы в связи с чрезвычайно сложным истолкованием их соотношения с содержанием российских и международных правовых положений. Большинство из них, действительно, на первый взгляд, выглядит «безобидно», но, как гласит одна английская пословица: «Не сносите забор, если не знаете, зачем его поставили».
Что касается альтернативного проекта, то очевидно, что он полностью соответствует всем международным договорам, к которым Российская Федерация уже присоединилась или, возможно, присоединится в дальнейшем. Причем это относится как к положениям действующих международных договоров (Римской конвенции, Соглашения TRIPS, так называемых «Интернет-договоров» ВОИС и др.), так и к проектам международных договоров, разрабатываемым в настоящее время с участием Российской Федерации (проект Договора ВОИС об аудиовизуальных произведениях, проект Модельного кодекса ВОИС для стран СНГ и т.д.).
5. Проект Центра частного права содержит необоснованные нововведения.
Как неоднократно отмечал профессор А.П. Сергеев и многие другие российские ученые-цивилисты, в результате изначально принятой ориентации на объем и оригинальность проект Центра частного права оказался переполнен понятиями и терминами, расходящимися с положениями действующих российских законодательных актов и международных договоров, которые в сфере интеллектуальной собственности играют очень важную роль и предопределяют на международном уровне решение многих вопросов в национальных законодательствах (см.: ИС. Авторское право и смежные права, 2000, № 1, с. 33). Некоторые примеры уже были приведены ранее.
«В законах вырабатывается свой собственный язык, — писал в конце XIX века российский юрист Н.С. Таганцев, — язык очень часто литературно тяжелый, неизящный, но имеющий громадное преимущество по своей точности и определенности» (Таганцев Н.С. Русское уголовное право. М., 1994, с. 380). Проектом Центра частного права эти «точность и определенность» уничтожаются. Наряду с «терминологическими заменами» проект Центра частного права вносит множество «сущностных» замен, а также до неузнаваемости изменяет отработанные многолетней практикой формулировки.
В связи с этим нельзя еще раз не отметить, что альтернативный проект не содержит необоснованных нововведений, выполняет именно задачу по кодификации законодательства — выделению и обобщению наиболее устойчивых положений, общих для всех или большинства видов объектов интеллектуальной собственности.
6. Против проекта Центра частного права неоднократно высказывались органы государственной власти и управления, международные организации, российские общественные организации, многие отечественные специалисты и зарубежные эксперты и т.д.
Отрицательные отзывы на проект Центра частного права давали Администрация Президента РФ, аппарат Правительства РФ, Минэкономразвития РФ, Роспатент, МПТР РФ, Минкультуры РФ и т.д. ВОИС (специализированное учреждение ООН) было направлено более 10 отрицательных заключений на этот проект. Отрицательное мнение о проекте Центра частного права неоднократно высказывали специалисты Международной конфедерации обществ авторов и композиторов (CISAC), эксперты Программы «ТАСИС — Интеллектуальная собственность» Европейского сообщества, представители Международной федерации фонографической промышленности (IFPI).
Особенно удивительным выглядит практически единодушное неприятие этого проекта наиболее известными российскими специалистами в области интеллектуальной собственности. Памятуя о том, что обычно «сколько профессоров — столько мнений», нельзя не поразиться близости позиций в данном вопросе профессора А.П. Сергеева, профессора М.А. Федотова, профессора И.В. Савельевой и многих других корифеев российской авторско-правовой науки.
Против данного проекта год за годом высказывались российские общественные организации — Российское авторское общество (РАО), Российское общество по мультимедиа и цифровым сетям (РОМС), Российское общество по управлению правами исполнителей (РОУПИ), Российская фонографическая ассоциация (РФА), союзы и ассоциации патентных поверенных, творческие союзы и иные общественные организации, а также Российская академия наук, Санкт-Петербургский государственный университет.
Такое единство мнений совершенно разных органов, организаций и специалистов невозможно объяснить ни «ведомственным лоббированием», ни «узкокорыстными интересами». Очевидно, что проблема — в самом содержании проекта, в предвидении его последствий и нежелании смириться с ними.
В то же время «концепция и подходы» альтернативного проекта, внесенного в Государственную Думу, одобрены Правительством РФ. После внесения первого варианта проекта были собраны и учтены отзывы всех участвовавших в работе федеральных органов исполнительной власти. В результате второй вариант, находящийся в настоящее время в Государственной Думе, учитывает практически все мнения министерств и иных федеральных органов исполнительной власти, комитетов Государственной Думы, общественных организаций. Положительные мнения о проекте В.Я. Комиссарова были высказаны многими российскими и зарубежными специалистами, в том числе экспертами ВОИС, а также общественными российскими организациями по управлению авторскими и смежными правами на коллективной основе, представляющими интересы десятков тысяч своих членов (российских авторов, артистов-исполнителей и других правообладателей), а по договорам с аналогичными зарубежными организациями — интересы более полутора миллионов иностранных авторов.Часть 4
7. Принятие проекта Центра частного права приведет к разрушению российской системы реализации авторских и смежных прав на коллективной основе, с таким трудом складывавшейся на протяжении последних восьми лет.
В случае принятия рассматриваемого проекта будет абсолютно невозможно обеспечить «юридическую чистоту» деятельности по охране и реализации прав на объекты интеллектуальной собственности в условиях законодательной неразберихи, параллельного действия законодательных актов, из которых один — Кодекс — имеет более высокую юридическую силу, но регулирует только часть отношений, а другие — в чем-то противоречат Кодексу, в чем-то ему не соответствуют, а во всем остальном используют совершенно иной «юридический язык».
Кроме того, в проект включены положения, препятствующие реализации имущественных авторских прав на коллективной основе через так называемые авторско-правовые общества. Уже первой статьей проекта пресекается возможность для дальнейшего существования в России современных систем реализации авторских и смежных прав путем выдачи так называемых «бланкетных» лицензий и сбора общероссийскими организациями в случаях массового использования произведений (на радио и телевидении, при публичном исполнении и т.д.) вознаграждения для всех российских авторов и иных правообладателей.
Системы управления имущественными авторскими и смежными правами на коллективной основе существуют уже более двух веков. В России первое авторско-правовое общество появилось в 1875 г., а в Советском Союзе с 1973 г. действовало Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП) — специальный государственный орган, выполнявший аналогичные функции. Суть коллективного управления состоит в следующем.
Многие пользователи в силу специфики своей деятельности вынуждены оперативно использовать большое количество различных охраняемых объектов (произведений, исполнений, фонограмм) так называемых «малых форм», права на которые принадлежат огромному числу лиц. (Под произведениями «малых форм» обычно понимаются небольшие музыкальные произведения — песни, мелодии, музыкальные фрагменты, небольшие литературные произведения, отрывки из произведений и т.д.)
Заключение в таких случаях договоров с каждым из правообладателей (автором, исполнителем, производителем фонограмм) очень затруднено и даже практически невозможно — затраты на «юридическое сопровождение» превысят все разумные пределы. Законодательство предоставляет пользователю возможность заключить специальное соглашение с представляющей правообладателей организацией по коллективному управлению (пользователь перечисляет такой организации вознаграждение для всех правообладателей и предоставляет сведения о том, что именно он использовал — какие произведения, фонограммы и т.д.).
Организация по коллективному управлению собирает, распределяет и выплачивает полученное от пользователей вознаграждение отдельным правообладателям (авторам, исполнителями и др.). Если правообладатель не хочет, чтобы его произведение использовалось в дальнейшем, он уведомляет об этом организацию по коллективному управлению, которая, в свою очередь, оповещает об этом пользователей.
Существуют такие области использования произведений, исполнений, фонограмм, в которых коллективное управление — единственно возможный способ реализации прав авторов, исполнителей, производителей фонограмм (радио, телевидение, концертная деятельность и т.д.).
Например, обычная радиостанция, работающая в «музыкальном формате», передает в эфир около 20 песен в час (при средней продолжительности песни — 3 минуты). У 20 песен есть, как минимум, 40 авторов музыки и текстов. При отсутствии коллективного управления радиостанции, чтобы не быть обвиненной в нарушении авторских прав, пришлось бы заключать 40 авторских договоров из расчета на каждый час эфирного вещания, а таких «часов вещания» у нее каждые сутки может быть 24. Затраты на заключение договоров непосредственно с каждым автором окажутся явно несоразмерными возможным гонорарам и совершенно непосильными практически ни для одной радиостанции. Причем это очень упрощенный вариант расчета: ведь зачастую кроме одного автора музыки и одного автора текста существуют и другие правообладатели (аранжировщики, переводчики, наследники, иные правопреемники). Кроме того, в приведенном выше расчете не учитывались еще более «многочисленные» обладатели смежных прав: исполнители (певцы, музыканты, дирижеры), производители фонограмм и другие правообладатели.
Система коллективного управления позволяет заключать в таких случаях вместо бесчисленного множества договоров единое специальное соглашение с компетентной организацией, обладающей единым репертуаром и имеющей соглашения с аналогичными зарубежными обществами. В результате правообладатели получают причитающееся им вознаграждение, а пользователи — возможность осуществлять свою деятельность на законном основании при минимальных «административных» затратах на достижение необходимого правового результата.
Проект Центра частного права под предлогом «недемократичности» действующей системы коллективного управления предлагает «раздать» единый репертуар функционирующих в настоящее время организаций по коллективному управлению неограниченному числу вновь созданных организаций. Эти многочисленные организации, по замыслу авторов проекта, будут представлять интересы только своих членов и вести отдельные переговоры с каждой телерадиокомпанией о выплате вознаграждения за использование предоставляемого ими весьма ограниченного репертуара на совершенно разных финансовых условиях. Все это, на первый взгляд, очень красиво и демократично, но, как учил в свое время Сократ: «Единственное лекарство от любви с первого взгляда — взглянуть второй раз».
На практике при использовании предлагаемого авторами проекта подхода сразу возникнут неразрешимые вопросы. Например, как делить между такими многочисленными организациями (которые, собственно говоря, трудно будет даже условно назвать «организациями по коллективному управлению») вознаграждение, выплачиваемое телерадиокомпаниями в определенном проценте от своего дохода? Каждая такая организация будет требовать свою долю, исходя из собственных «аппетитов», и договориться будет очень трудно. Второй вопрос: кто будет распределять между организациями предоставляемые пользователями сведения о произведениях, использованных в телевизионных и радиопрограммах? Для их «распределения» по отдельным организациям телерадиокомпаниям придется выделять дополнительные подразделения и финансовые средства. Вряд ли они легко пойдут на это. А что делать концертным площадкам, на которых осуществляется публичное исполнение произведений? Эти площадки будут «атаковать» десятки организаций, требуя выплаты «доли» для своих авторов. Возникнут те же самые вопросы: как делить получаемый гонорар и кто будет распределять сведения об использованных произведениях.
Зная по опыту, как было трудно наладить договорные отношения с пользователями произведений, логично предположить, что в условиях хаоса налаженная ранее система сбора авторского вознаграждения будет поставлена под угрозу неизбежного развала.
Естественно, что жизнь, в конце концов, все равно заставит осуществлять сбор вознаграждения централизованно, поскольку никакая полноценная альтернатива «коллективному управлению» в современных условиях невозможна. Однако новое становление системы будет весьма изнурительным процессом, сопровождаемым острыми конфликтами, присущими всякому «переделу рынка». Возникает вопрос: кому и зачем это нужно? Ответа пока нет. Ясно лишь одно, что в первую очередь от предлагаемых «бессмысленных и беспощадных» изменений пострадают авторы, так как сборы вознаграждения резко упадут, а возможно, вообще надолго прекратятся.
Пострадает и государство в результате недополучения подоходного налога в бюджет, непоступления валютных средств из-за рубежа, постоянной «головной боли» от бесчисленных конфликтов и давления через свои правительства со стороны иностранных правообладателей, желающих, как и ранее, получать гонорары, а не наблюдать за очередным витком российских «внутренних разборок».
Конечно, действующее в сфере коллективного управления авторскими и смежными правами законодательство требует совершенствования, чтобы поставить надежный заслон от любых мошеннических действий, уточнить случаи, при которых должно осуществляться коллективное управление, и критерии определения таких случаев. Необходимо создать законодательные предпосылки для установления надежного государственного контроля за деятельностью организаций по коллективному управлению с тем, чтобы функции таких организаций не пересекались. Этот вопрос актуален и в настоящее время, поскольку действующее законодательство (п. 2 ст. 44 Закона РФ «Об авторском праве и смежных правах») запрещает создание «параллельных» организаций по коллективному управлению, однако действенного механизма реализации данных положений до настоящего времени не разработано. В результате органы прокуратуры и юстиции не желают замечать соответствующие требования законодательства и не препятствуют возникновению таких «параллельных» организаций, иногда специально создаваемых с мошенническими целями. Интересно, каким образом каждая из таких «параллельных» организаций смогла бы представлять всех правообладателей в соответствии с абзацем 2 п. 3 ст. 45 Закона РФ «Об авторском праве и смежных правах»?
Вообще, область коллективного управления настолько велика, а сама система коллективного управления в связи с продолжающимся научно-техническим развитием (появлением новых технологий записи, распространением телекоммуникационных сетей, развитием новых способов массового использования объектов авторского права и смежных прав и т.д.) настолько актуальна, что представляются крайне важными разработка и принятие специального законодательного акта, посвященного системе управления имущественными авторскими и смежными правами на коллективной основе. Предложения по такому законопроекту у авторов настоящей статьи имеются.
В отличие от описанных выше негативных последствий, принятие за основу альтернативного проекта (внесенного в Государственную Думу депутатом В.Я. Комиссаровым) позволит закрепить в Кодексе общие положения об интеллектуальной собственности и успешно осуществлять на их основе дальнейшее совершенствование правотворческой и правоприменительной практики. В результате будут созданы все условия для интенсивного развития системы коллективного управления имущественными авторскими и смежными правами.
8. В проекте Центра частного права «общая часть» сведена к минимуму (всего 14 статей из 125).
В рассматриваемом проекте положения, общие для всех или большинства объектов интеллектуальной собственности, составляют всего лишь около 10% от общего объема. Причем в большинстве случаев ни по используемой терминологии, ни по применяемым формулировкам они совершенно не соответствуют ни одному из положений, уже закрепленных специальными законами об отдельных видах интеллектуальной собственности, а являются либо декларативными, либо «разрушительными», т. е. с неизбежностью приводящими к развалу всей существующей системы правового регулирования.
Как неоднократно отмечалось многими специалистами, уже первая статья проекта Центра частного права о возможности использования результатов интеллектуальной деятельности только с согласия правообладателя оказывается ничего не значащей «красивой, но пустой» декларацией, поскольку не учитывает даже случаев так называемого свободного использования в личных целях, т. е. противоречит общепризнанным ограничениям, в частности авторских прав при использовании в личных целях (см. ст. 10 и 10 bis Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений и др.), не говоря уже об ограничениях, применяемых всеми странами в патентном праве.
В альтернативном проекте выделена полноценная «общая часть» права интеллектуальной собственности. Она включает 32 статьи, положения которых относятся ко всем или большинству объектов интеллектуальной собственности.Часть 5
9. В проекте Центра частного права не решен важнейший вопрос о принадлежности государству прав на объекты интеллектуальной собственности, созданные по государственному заказу и за счет государственных средств.
Отдельная статья по данному вопросу имеется только в разделе, посвященном патентному праву. В отношении программного обеспечения, селекционных достижений и других объектов интеллектуальной собственности такие нормы не предусмотрены. В результате права государства не удастся защитить даже на уровне специальных законов, так как необходимые для этого положения не будут соответствовать нормам, закрепленным в Кодексе.
В альтернативном проекте предлагается закрепить специальное, общее для всех объектов интеллектуальной собственности положение, гарантирующее права государства на созданные по его заказу и за его счет результаты интеллектуальной деятельности. Такой подход позволит положить конец негативной практике, когда интеллектуальные ресурсы, созданные за государственный счет, служат для обогащения частных лиц, а государство и общество не получают никакой «отдачи» от последующего использования таких интеллектуальных ценностей.
10. В проекте Центра частного права имеется множество внутренних противоречий.
В качестве примера можно привести уже упоминавшееся противоречие между устанавливаемым ст. 26 проекта «правом на неприкосновенность произведения», включающим абсолютный запрет на внесение любых изменений в произведение, и «правом на переработку», упоминаемым в ст. 32 проекта. Эти два права никак не соотнесены друг с другом: личное неимущественное «право на неприкосновенность» не может передаваться по договорам (ст. 150 Кодекса), а исключительное «право на переработку» не может осуществляться без «внесения изменений и дополнений» в произведение, следовательно, без нарушения принадлежащего автору «права на неприкосновенность произведения». Возникают бесконечные неразрешимые проблемы: каким образом можно будет решать в договоре вопросы редакторской правки, как можно будет заключить договор на создание аудиовизуального произведения или на переработку литературного произведения в драматическое, если эти договоры изначально по своей сути вступят в противоречие с Кодексом, т. е. окажутся ничтожными, поскольку все они предусматривают изменение произведения на основе ранее полученного согласия, т. е. формально — передачу непередаваемого в силу ст. 150 Кодекса личного неимущественного права на неприкосновенность произведения.
Как уже отмечалось, при таком объеме и «оригинальности» нормативного материала, какой предлагается закрепить в проекте Центра частного права, выявить и устранить все противоречия практически невозможно.
Положения альтернативного проекта гораздо легче согласуются между собой, что объясняется, во-первых, продуманной и последовательно осуществленной концепцией, во-вторых, тщательностью работы над проектом специалистов из разных ведомств и общественных организаций, учетом всех поступающих замечаний и предложений и, в-третьих, сравнительно небольшим объемом проекта.
11. В проекте Центра частного права не учтен ряд положений, которые необходимо закрепить именно в Кодексе.
Например, Конвенция, учреждающая ВОИС, от 1967 г., к которой СССР присоединился в 1968 г., предусматривает в качестве одного из важных положений законодательства об интеллектуальной собственности право на защиту от недобросовестной конкуренции. Такое право оказывается особенно важным в эпоху бурного технологического развития, поскольку именно оно позволяет наилучшим образом осуществлять защиту граждан и юридических лиц в тех случаях, когда иные законодательные положения оказываются неприменимы.
В настоящее время в Кодексе отсутствуют какие-либо положения, позволяющие гражданам и организациям использовать средства гражданско-правовой защиты своих прав в случаях недобросовестной конкуренции. Невключение соответствующих норм в проект Центра частного права «увековечит» существующую ситуацию, когда борьба с недобросовестной конкуренцией может осуществляться исключительно в административном порядке, что в ряде случаев оказывается неэффективным.
Во всех развитых зарубежных странах именно гражданское законодательство в кодифицированных или специальных актах обеспечивает гражданам возможности защиты от недобросовестной конкуренции. Поскольку в России все гражданское законодательство предполагается кодифицировать, основы для развития института гражданско-правовой ответственности за случаи недобросовестной конкуренции должны быть заложены именно в Гражданском кодексе РФ.
В альтернативном проекте обобщены имеющиеся в настоящее время в отечественном законодательстве и законодательствах зарубежных стран (в частности, Германии) положения о защите от недобросовестной конкуренции. В результате закрепления в Кодексе предлагаемых альтернативным проектом положений у граждан появится возможность в гражданско-правовом порядке (через судебные органы) бороться с проявлениями недобросовестной конкуренции. При этом такие проявления будут пресекаться более эффективно, а административные органы освободятся от нагрузки, связанной со сбором доказательств, принятием мер и осуществлением иных действий в тех случаях, когда их вмешательство не является столь необходимым.
12. Принятие проекта Центра частного права остановит развитие российского законодательства об интеллектуальной собственности, парализует работу над важнейшими законопроектами, уже внесенными Правительством РФ в Государственную Думу.
В начале лета 2001 г. в Государственную Думу Правительством РФ было внесено четыре законопроекта, касающихся поправок (в том числе необходимых для вступления России в ВТО) к Патентному закону РФ, законам РФ «О товарных знаках, знаках обслуживания и наименованиях мест происхождения товаров», «О правовой охране программ для электронных вычислительных машин и баз данных» и «О правовой охране топологий интегральных микросхем». В декабре 2001 г. все указанные законопроекты были приняты Государственной Думой в первом чтении. Кроме того, в декабре 2001 г. в Думу был внесен объединенный проект поправок к Закону РФ «Об авторском праве и смежных правах», составленный на основе двух ранее внесенных законопроектов.
В связи с тем, что проект Центра частного права полностью противоречит положениям внесенных в Государственную Думу законопроектов, в случае его принятия работа над этими важнейшими документами будет приостановлена на неопределенное время. В результате сорвется выполнение требований Соглашения TRIPS, являющегося неотъемлемой частью пакета документов ВТО, а вступление в ВТО будет отложено на неопределенный срок. При принятии альтернативного проекта этого не произойдет.
13. Принятие проекта Центра частного права приведет к невозможности вступления России в ВТО (присоединения к Соглашению TRIPS), а также присоединения к ряду новых международных договоров, в результате чего будет значительно ослаблена охрана российских интеллектуальных ресурсов за рубежом, ликвидирована возможность выгодной для России торговли «интеллектуальными ценностями».
Данное обстоятельство связано с тем, что будут ликвидированы все результаты многолетней кропотливой работы специалистов по подготовке проектов изменений и дополнений законодательных и иных нормативных актов с целью приведения их в соответствие с положениями международных договоров, а также с тем, что в силу «своеобразия и оригинальности» многих положений проекта Центра частного права Россия окажется оторванной от общепризнанных подходов к охране интеллектуальной собственности, а следовательно, не сможет выполнить даже самые основные требования Соглашения TRIPS и иных международных договоров.
Принятие за основу альтернативного проекта существенно облегчит присоединение России к новым международным договорам в области интеллектуальной собственности, а также создаст предпосылки для успешного выхода российских «интеллектуальных товаров» на мировой рынок.Часть 6
14. Принятие проекта Центра частного права приведет к резкому росту пиратства и иных нарушений прав интеллектуальной собственности, будет способствовать установлению криминогенной обстановки во всех областях, связанных с использованием объектов интеллектуальной собственности.
Как известно, любые противоречия на законодательном уровне в первую очередь всегда используются нарушителями, чтобы уйти от установленной законом ответственности.
Кроме того, поскольку нормальная, стабильная работа в условиях действия проекта Центра частного права окажется невозможной, в положении нарушителей окажутся фактически все лица, использующие объекты интеллектуальной собственности. В результате соблюдение законодательных требований утратит для них какой-либо смысл, поскольку никак не обеспечит им гарантий «непривлечения» к гражданской, административной или даже уголовной ответственности.
Как уже отмечалось выше, в случае подрыва основ коллективного управления авторскими и смежными правами российские телерадиовещательные организации столкнутся с абсолютной невозможностью практически обеспечить соблюдение прав каждого правообладателя. На восстановление разрушенного уйдут десятилетия.
Принятие же за основу альтернативного проекта позволит в кратчайшие сроки усовершенствовать действующее законодательство, создаст прочный фундамент для правоприменительной практики и успешной борьбы с нарушениями прав интеллектуальной собственности.
Можно привести еще много примеров, в том числе связанных с другими отраслями интеллектуальной собственности.
Например, проект Центра частного права исключает возможность охраны научных открытий. Такой подход тем более удивителен, что в настоящее время действующим законодательством открытия признаются и охраняются.
Открытия не только повышают авторитет страны, гарантируют признание ее научного уровня и потенциала, свидетельствуют об успехах национальной фундаментальной науки, но и служат одним из основных и наиболее объективных критериев эффективности вложения средств в фундаментальные исследования, базой для привлечения инвестиций (в том числе иностранных) в отечественные научные проекты, основой для перехода на новый уровень изобретательской деятельности в дальнейшем.
В России охрана открытий была введена в 1947 г., а с 1957 г. в СССР начала функционировать специальная система регистрации открытий. Следует отметить, что в течение длительного времени СССР по числу научных открытий значительно опережал США.
Опасность исключения из охраны научных открытий, прежде всего, заключается в том, что их авторы будут лишены возможности защитить свой приоритет в судебном порядке, поскольку у суда просто не будет оснований, чтобы решить дело при отсутствии в законодательстве даже упоминания о таком особом объекте интеллектуальной собственности.
В альтернативном проекте в полном соответствии с Конвенцией, учреждающей ВОИС, от 1967 г. (действующей для России с 1968 г.) предусмотрено предоставление открытиям специальной охраны в качестве особых объектов интеллектуальной собственности. Наличие у автора такого объекта только личных неимущественных прав не лишает его права на признание его заслуг. То обстоятельство, что личные неимущественные права не могут рассматриваться как подлежащие денежной оценке («В царстве целей все имеет или цену или достоинство», — говорил Кант), не является основанием для отказа в их защите средствами гражданского права.
Альтернативный проект имеет еще ряд преимуществ. В частности, он оставляет возможность для дальнейшего теоретического развития, не содержит спорных положений, не получивших еще однозначного, общепризнанного или, как минимум, достаточно обоснованного решения в современной цивилистической науке. Особого рода «упорядоченность знаний» должна предшествовать любой кодификации. В Кодекс должны включаться только устоявшиеся, прошедшие испытание временем и практикой нормативные положения. Как говорил философ Л. Витгенштейн: «Чтобы дверь двигалась, петли должны быть неподвижны».
В связи с нерешенностью на теоретическом уровне ряда проблем в области интеллектуальной собственности (в частности, соотношения категорий «интеллектуальная собственность» и «исключительные права», «интеллектуальная собственность» и «вещная собственность» и т.д.) представляется целесообразным ограничиться включением в Кодекс не просто общих положений, но именно таких положений, которые не будут препятствовать дальнейшему плодотворному развитию цивилистической теории и, разумеется, правотворчества и правоприменительной практики.
Так, в российском гражданском праве определения большинства используемых «общих» понятий обычно не включаются в текст нормативных актов, а разрабатываются на уровне цивилистической теории, доктрины, уточняются практикой и т.д. Например, в действующих частях Кодекса отсутствуют какие-либо определения понятий «собственность», «вещь», «имущество» и др. Такой подход, наряду с иными причинами, во многом обусловлен традициями римского права, избегавшего ненужных, не диктуемых необходимостью определений: «Всякое определение опасно, потому что мало случаев, когда оно не может быть опровергнуто» (Яволен, «Дигесты» 50.17.202).
Следует избегать однозначного законодательного закрепления любых спорных теоретических подходов, формулировок, определений, тем более что практическая потребность в таком «закреплении» отсутствует. Например, в альтернативном проекте предлагается соотносить право интеллектуальной собственности с совокупностью личных неимущественных прав и исключительных имущественных прав. В результате вызывающий споры вопрос о том, следует или нет включать личные неимущественные права в понятие «исключительные права», останется открытым для его дальнейшего теоретического изучения (необходимо сразу отметить, что пока отсутствуют какие-либо практические потребности в его однозначном разрешении).
В альтернативном проекте отсутствует крайне нежелательное разделение объектов интеллектуальной собственности на весьма неочевидные и не предусмотренные российским законодательством и международными соглашениями категории. Иной подход причинил бы существенный вред дальнейшему развитию законодательства и практики его применения.
Для сравнения можно отметить, что при подготовке проекта Центра частного права к общим проблемам теории исключительных прав добавились проблемы, связанные с выбранным в качестве методологической основы для данного проекта вариантом этой теории. Профессор В.А. Дозорцев предложил очень оригинальную классификацию результатов интеллектуальной деятельности в зависимости от того, что имеет приоритетное значение для их «обособления» — форма, содержание, неизвестность третьим лицам. В результате были выделены, надо признать — очень изящно, три системы: «создательская», «регистрационная» и «конфиденциальная», которые предполагалось использовать в качестве основы для развития законодательства, но размножение которых в дальнейшем вышло из-под контроля (появились «комплексные синтетические результаты», «продюсерские результаты» и т.д.).
Отказ от традиционного деления объектов интеллектуальной собственности и соответствующих им правовых институтов (авторского права, патентного права и т.д.) мог привести только к ослаблению защиты правообладателей. Внесение в законодательство новых, трудно определимых понятий (форма, содержание) создало бы трудности при его применении. Рассмотрение «способов обособления результатов интеллектуальной деятельности» уместно только в теории, правовой доктрине, на начальных этапах обучения праву интеллектуальной собственности (для более наглядного доведения до обучаемых существующих юридических реалий), но неприемлемо для законодательного закрепления. Понятия оправдываются лишь тем, что из них можно получить. «Лишь плодотворное истинно», — писал Гете.
В результате предложенные профессором В.А. Дозорцевым интересные, но имеющие только «общетеоретический» характер положения были из проекта Центра частного права исключены, однако все следовавшие из них «частные» разночтения с действующими законодательными актами остались, вследствие чего проект утратил теоретическую привлекательность, не став менее опасным с точки зрения практических последствий.
Несомненно, в этом проекте есть некоторые весьма интересные предложения, которые можно было бы учесть при совершенствовании законодательных и иных нормативных актов по различным вопросам интеллектуальной собственности. Но их перевешивает один главный недостаток проекта Центра частного права — он опасен: опасен для авторов и иных правообладателей, чьи права окажутся парализованы и фактически лишены охраны; опасен для пользователей, которые не смогут обеспечить «юридическую чистоту» своих действий; опасен для юристов, почти все знания которых окажутся бесполезными; опасен для общества, обреченного на самоизоляцию и «культурную недостаточность»; опасен для государства, лишающегося части бюджета, поступлений валютных средств, надежды на рост уровня знаний и доходов населения, возможности получать доходы от вложенных в «высокие» технологии государственных средств.
Сегодня еще трудно предвидеть, что день грядущий нам готовит. Возможны несколько вариантов развития событий, как говорят опытные пессимисты: плохой и маловероятный.
Позитивные результаты принятия альтернативного проекта уже были описаны выше, как и негативные последствия принятия проекта Центра частного права. Некоторые специалисты предлагают вообще не включать в Кодекс положения об интеллектуальной собственности, причем такой подход кажется вполне приемлемым: лучшее — враг хорошего. Иногда выдвигается идея создать специальный Кодекс интеллектуальной собственности России — консолидированный акт, аналогичный Кодексу интеллектуальной собственности, принятому во Франции.
Но если говорить откровенно, то никогда еще российское авторское право не находилось так близко к пропасти, как в эти годы. Для России, несмотря на всю политическую специфику и историческую связь авторского права с цензурными ограничениями, всегда был характерен довольно бережный подход к «интеллектуальному достоянию». Даже в годы «военного коммунизма» авторов не пытались лишить всех их прав. Кроме того, хотя «экономический оборот» авторских прав в советское время был существенно ограничен, государственная поддержка по крайней мере частично компенсировала отсутствие значительных доходов.
В ХХ веке произошло трагическое изменение отношения к творческому труду: он утратил ореол «святости» даже в глазах самих творцов. Едва ли найдутся теперь писатели, которые, садясь за письменный стол, «украшали бы обшлага рукавов кружевами», как это иногда еще делали в Век Просвещения. Мы живем в переходную эпоху: источники государственной финансовой поддержки растаяли, «система меценатства» не прижилась, а рыночные механизмы только начинают обеспечивать преумножение, сохранение и распространение культурного наследия и не всегда позволяют оплачивать существование того «хрупкого мира», в котором живут идеи.
Столь долгая и мучительная для окружающих жизнь проекта Центра частного права тем более труднообъяснима, что выгод от его принятия не получит никто. Можно еще понять Ивана Грозного, требовавшего от судей: «Судите правильно, чтобы наши виноваты не были». Но каков смысл навязываемых нововведений, от которых в первую очередь пострадают отечественные правообладатели? Несомненно, основным результатом принятия этого проекта стало бы воцарение многолетнего хаоса во всех отношениях, связанных с использованием произведений, фонограмм, кинофильмов, изобретений, товарных знаков, программного обеспечения. Очевидно, что больше всех пострадают наиболее уязвимые участники рынка авторских прав — авторы, артисты и другие творческие деятели.
В то же время, как показывает опыт, борьба с этим проектом часто оказывается небезопасной для участвующих в ней организаций. Так, два года назад за критику проекта разгоняли Роспатент. История, не случавшаяся ни в одной цивилизованной стране мира: даже «янки» у Марка Твена, попав ко двору короля Артура, начал свою деятельность именно с организации патентного ведомства. Ликвидация такого государственного органа фактически равнозначна отказу государства от охраны любых технических новшеств. Только благодаря личному вмешательству Президента России почти через год после «разгрома» Роспатент был восстановлен.
Историю России часто изображали как борьбу невежества с несправедливостью. Трудно понять, кто и за что борется в данном случае.
Если проект Центра частного права будет принят, то придется ломать всю с таким трудом складывающуюся систему отношений в области интеллектуальной собственности. Ради чего? Принятие проекта Центра частного права с неизбежностью приведет к отмене большинства действующих законов об охране интеллектуальной собственности. В результате будет выброшен весь с таким трудом накопленный опыт применения законодательства, на рынке авторских прав и иных прав интеллектуальной собственности воцарится хаос, правообладатели окажутся лишены вознаграждения и возможностей контроля за использованием своих произведений, пользователи не смогут обеспечить «юридическую чистоту» своей деятельности, граждане будут изолированы от культурных ценностей и технических новшеств, государство недополучит значительные налоговые поступления. Нельзя забывать, что в зарубежных странах только рынок авторских прав дает от 3 до 7% ВНП, почти столько же занимает рынок промышленной собственности и средств индивидуализации (товарных знаков, фирменных наименований и т.д.).
Как утверждал один мудрец, «терпение было бы прекрасной вещью, если бы жизнь не была так коротка». Вот уже восемь лет всех участников «кодексного» марафона просто лихорадит от постоянной бесплодности прилагаемых усилий. Приблизительно таким способом китайцы уничтожали воробьев — не давая приземлиться.
В принципе, у каждого народа такие законы, каких он заслуживает, но как-то уж очень не хочется смириться с тем, что будет принят проект Центра частного права и придется потратить еще долгие годы на то, чтобы восстановить хотя бы «исходное положение». Не хотелось бы верить в такую перспективу, ведь говорят, что «голос разума негромок, но настойчив».
[1] Однако даже недавно принятая часть третья Гражданского кодекса РФ, несмотря на длительный период времени, потраченный на ее подготовку, не учитывает положения об интеллектуальной собственности, содержащиеся в части первой Кодекса, в связи с чем ее применение неизбежно внесет значительную долю хаоса в регулирование гражданских правоотношений в этой сфере. — Прим. авторов.
Источник: hr-portal.ru
