Results not found

По вашему запросу ничего не найдено

Попробуйте отредактировать запрос и поискать снова

HR-советы

Герман Греф: Cначала реформы, потом зарплата

Article Thumbnail

Греф Герман Оскарович — Министр экономического развития и торговли РФ

Россия стоит на переломе. Сегодняшняя Россия — это уже не та страна, которая была три года назад, не говоря уже о десятилетнем сроке давности.

У государства нет проблем, где занять денег, есть проблема потратить «лишние» деньги. Но люди продолжают зачастую жить в нищете, пользоваться отвратительными дорогами, все дороже платить за жилье, и они не понимают, почему деньги не тратят на них. Человек, который стоит у первоистоков решений власти, — министр экономического развития и торговли Герман Греф. Фигура, на которую одни молятся, другие проклинают, но не заметить ее просто невозможно. О том, что происходит в России, и о нас с вами корреспондент «РГ» и беседовал с министром.

О государственных инвестициях

Российская газета: В последнее время только и слышно, что о государственных инвестициях в инфраструктуру. Но вот факты: РАО «ЕЭС России» осталось без права делать инвестиции в станции и сети, дороги будем строить, как раньше, за счет мизерного дорожного фонда, и так далее. Где же обещанное?

Герман Греф: По инвестиционной привлекательности наша страна находится на 70-х строчках мировых рейтингов. Эта слабая позиция складывается, грубо, из двух факторов. Во-первых, по уровню развития инфраструктуры мы где-то на 115-м месте. Во-вторых, по качеству работы государства — примерно там же (имеется в виду, например, защищенность прав собственности и правоприменительная практика). Если проанализировать факторы, имеющие влияние на инвестиционный климат, то это лучший ответ, куда надо вкладывать деньги. Инфраструктура — одно из таких направлений, куда, безусловно, деньги вкладывать надо.

Все время ведется речь о том, что нужно как можно больше привлекать частных инвестиций и меньше инвестировать государству. Эти вещи не только не противоречат друг другу, они связаны между собой. Чем больше мы будем инвестировать в инфраструктуру, тем больше будет частных инвестиций. Самый простой пример для любого россиянина — это кольцевая автодорога вокруг Москвы. Была построена инфраструктура, цена земли выросла в несколько раз, и началась придорожная застройка: кроме автодорожной полосы, Москва и область получили совершенно новый импульс развития. Но ни в коем случае государство не должно конкурировать с частными инвесторами и инвестировать в бизнес-проекты.

Но нельзя забывать о втором факторе неблагоприятного инвестиционного климата — о низком уровне государственного администрирования. Сочетание этих двух факторов и является главным ограничителем масштаба инвестиций. Плохие администраторы не могут качественно вкладывать деньги в инфраструктуру. Поэтому наращивание инвестиций идет постепенно. Есть и третий ограничитель, не позволяющий серьезно расширить государственные инвестиции, — инфляция.

Самое страшное — это потратить деньги Стабфонда на текущие расходы

Тем не менее, помня об этих опасностях и ограничениях, все-таки государственные инвестиции — это то, что мы будем наращивать в ближайшее время. Для обновления и социальной, и инженерной инфраструктуры. Системы здравоохранения, культуры и образования у нас находятся в столь же тяжелом состоянии, как инженерная инфраструктура. Они требуют инвестиций, но мы будем наращивать инвестиции в эти объекты лишь по мере того, как будем развивать более эффективные формы подготовки проектов и контроля за ними, и по мере того, как будет снижаться уровень инфляции.

Давайте «наведем на резкость» эту тему впечатлениями, которые мы с вами вынесли из Астрахани. Вы раскритиковали представителя Федерального агентства водных ресурсов за то, что его специалисты оценили ремонт астраханских каналов в 8 миллиардов, тогда как бюджет всего агентства — 10. Пусть цифра не точна, пусть не 8, а 5. Ясно, что ресурсов агентств и фондов катастрофически не хватает. Так из чего ремонтировать каналы, дороги не только в Москве и Питере, а в Астрахани и Петропавловске?

При рассмотрении очередного бюджета будет очередная дискуссия. И когда кто-то будет говорить о том, что инвестиционные расходы не нужны, вы вспоминайте Астрахань. Самое главное, чем мы с вами отличаемся от тех, кто возражает против таких расходов, — у нас перед глазами стоят конкретные объекты, и мы видим, в каком они состоянии и к чему приведет дальнейшая их деградация.

К уничтожению осетровых, затоплению огромных территорий и жилищ, к экологической катастрофе в целом ряде регионов и так далее. К тому, что по нашим дорогам проехать будет невозможно и приземлиться самолетам будет негде. Вот цена вопроса, поэтому всегда нужно на мысленных весах взвешивать такие проблемы и находить оптимальное решение.

Реализация национального проекта «Доступное жилье» породила угрозы (рост цен) и сама оказалась под угрозой. Причины известны (монополизм близких к чиновникам строительных компаний, слабое развитие индустрии стройматериалов). Но делать-то что?

Работать.

В какую сторону работать?

В ту сторону, которая прописана в программе «Жилье». Не с программой «Жилье» у нас все плохо, а с бюрократической системой. Программа «Жилье» сделана для того, чтобы эту систему преодолеть. Я могу передать свои личные ощущения от недавнего заседания президиума Совета по национальным проектам: я слушал и радовался тому, что наконец федеральные и региональные власти обсуждают столь важную проблему, как упрощение процедур, связанных с оформлением прав на предоставление участков под строительство жилья. Без такого акцентированного внимания мы бы эту проблему решить не смогли. А сейчас есть реальная возможность ее за короткие сроки преодолеть.

Поэтому я бы не согласился с тем, что с программой все плохо. На мой взгляд, программа в ближайшие три года именно в этом секторе даст наиболее позитивные результаты. Хотя могу согласиться, что стартовые условия именно у нее — самые сложные.

И вы рассчитываете, что реализация программы уже не будет приводить к росту цен на жилье?

Думаю, что будут разные этапы в реализации программы. Вполне возможно, что на первом этапе это и приведет к росту цен.

А потом — снижение?

Если мы сумеем в полном объеме администрировать то, что изложено в программе, понижение цены — это неизбежное следствие. Такие цены, которые сейчас сложились на рынке жилья большинства городов страны, люди не в состоянии осилить.

О деньгах

Из мер, предложенных для борьбы с инфляцией, простым людям понятна одна: уговаривать нефтяников не повышать цены будут не раз в год, а чаще. Надеюсь, это не вся система борьбы с инфляцией?

Природа инфляции, естественно, носит монетарный характер. Но это достаточно сложное явление, которое не может объясняться одним фактором. Инфляция — это набор факторов. Например, в России серьезную роль играет фактор, который пока сложно подсчитать: инфляционные ожидания. Которые в том числе порождаем мы — ускоренным индексированием тарифов на услуги естественных монополий. Но самая главная проблема — это монополизация экономики. В конкурентной экономике избыток предложения денег поглощается новым предложением товаров. То есть конкуренция не позволяет сильно повысить цены, а фирмы предлагают новые услуги и товары. У нас же, к сожалению, негибкое предложение и монополизированные рынки, неразвитость финансового рынка, избыточное предложение денег превращаются в рост цен. Вот это ключевые проблемы. Я бы сказал, что из всего мною перечисленного самым существенным является низкая эластичность увеличения денежной массы к новым предложениям товаров и услуг. Анализируя эти явления, мы сможем выйти на принципиально новые алгоритмы.

Когда мы уйдем от разовых договоренностей с топливными компаниями о сдерживании цен и придем хоть к какой-то системе?

Не скоро.

А как?

Необходимо демонополизировать региональные рынки, для чего должна сложиться эффективная система антимонопольного регулирования. Очевидно, что сегодня главным регулирующим фактором, устанавливающим разницу во внутренней и внешней цене, является экспортная пошлина. Как только мы ее отменим, будет справедливая цена. Но эта цена будет достаточно высокой и явно не устроит как предприятия, так и граждан. Поэтому мы еще достаточно длительное время будем продолжать экспортное регулирование углеводородного сырья для того, чтобы обеспечить постепенную адаптацию нашей экономики к высоким мировым ценам. На сегодняшний день, когда энергопотребление нашей экономики столь высоко, в разы выше, чем в развитых экономиках, а доходы населения столь низки, мы не можем этого сделать.

На вопрос, что делать со Стабфондом, один из известных и либеральных экономистов дает ответ: резко повысить зарплату бюджетникам. На ваш взгляд, хорош ли этот способ, чем он плох и, если плох, что делать со Стабфондом?

Самое страшное, что мы можем сделать, — это деньги Стабфонда потратить на любые текущие расходы. Это называется «проесть». Для сравнения. Вот вы долгое время жили бедно. Вам и вашей семье ваш богатый дядюшка, арабский шейх, оставил большое наследство. И вы можете по-разному им распорядиться. Вы можете построить большую фабрику или завод, которая будет кормить еще три поколения вашей семьи. А можете просто прокутить и прогулять. Пустить деньги на высокую зарплату себе. Это — то же самое, текущие расходы. Незаработанные деньги направить на повышение зарплаты — самый неразумный вариант. Всю повышенную зарплату тут же съест инфляция, и мы через два года окажемся в еще более плохой ситуации с еще более низкой реальной заработной платой. Политика расходования средств Стабфонда должна быть очень консервативной и при условии сохранения макроэкономической стабильности, может быть направлена только на инвестиции в инфраструктуру и инновации, которые обеспечат диверсификацию экономики и создадут новые источники доходов бюджетов.

То есть повышать зарплату бюджетникам не надо?

Бюджетникам нужно обязательно повысить заработную плату, причем в разы. Иначе у нас не будет эффективной системы образования, а это значит, что у страны не будет будущего. Если ничего не менять в системе здравоохранения — это значит, что страна будет терять, как сейчас, сотни тысяч людей только за счет того, что у нас не работает элементарная медицинская помощь. Или потеряем культуру, что равносильно потере экономики: без культуры мы не можем иметь передовой экономики.

Но могу утверждать, что мы можем в разы повысить заработную плату в этих секторах, только если проведем структурные преобразования. Это — задача номер один. Сначала структурные преобразования, потом увеличение финансирования. Опыт некоторых субъектов Федерации показывает, что простые структурные преобразования, скажем, в образовании, дают в течение одного года увеличение заработной платы и в два, и более раз без увеличения финансирования из бюджета. После того как социальная система ориентирована на потребителя услуг — ученика, больного и т.д., мы можем еще существенно поднять уровень финансирования, только в этом случае повысится эффективность.

Если пройдет предложение вашего министерства о том, чтобы именно оно подсчитывало допустимый уровень стерилизации (объем средств, который нужно оставлять в Стабфонде), не значит ли это, что минфин, как уверяют, превратится в подобие кассира, который будет чисто механически верстать бюджет?

Я бы с этим не согласился, потому что у минфина огромное количество полномочий. Это финансовая, налоговая, бюджетная политика. Это контроль за расходованием средств, за бюджетной сбалансированностью, это развитие финансовых рынков, долговая политика и еще огромное количество вопросов.

Но очевидно, что необходимо выстраивание баланса между нашими ведомствами и повышение эффективности их взаимодействия. С каждым годом это взаимодействие улучшается, от этого работа правительства только выигрывает.

Минфин тем не менее стал вашим оппонентом, настаивая на недопустимости вообще никаких, в том числе инвестиционных, трат, из Стабфонда. Можете ли вы хотя бы частично если не «оправдать» это «поведение», то понять его?

Здесь нужно делать поправку на функции минфина. Безусловно, его позиция несколько более консервативная, чем это нужно на практике. Но если иметь в виду, что 14 ведомств стоят в очереди на увеличение бюджетных расходов, то зачастую министру финансов ничего не остается делать, кроме как, перегибая палку, занимать крайнюю позицию. Он понимает, что эта позиция все равно будет несколько исправлена, но так, чтобы в результате исправления нашелся какой-то оптимум. Как его достигать — вопрос довольно спорный, у каждого ведомства есть свои резоны и свое видение, как это делать, и если кто-то считает, что это нужно делать именно так, мне сложно говорить, правильно это или нет.

Поговорим про ситуацию в Россельхозбанке, эффективность которого пришлось повышать административными мерами после того, как он, подпитанный государством, проиграл конкуренцию с коммерческими банками. Не есть ли это судьба наших национальных проектов в миниатюре? Ведь все они строятся на таком же принципе: распределение государственных денег через выбранных агентов.

Если этот агент выбирается административно и он монопольный, то да. Мы всегда будем вынуждены сталкиваться с тем, что нам придется административно устанавливать маржу. Любой монополист будет стремиться к тому, чтобы, ничего не делая, повысить собственную прибыль. Это мы и наблюдаем со всеми монополиями. Желательно все проекты выстраивать на конкурентной основе, чтобы агентами выступали не единичные банки, а множество банков. Тогда на основе конкуренции эта маржа будет минимальной и приемлемой для потребителя.

Есть ли у вас опасения, тем не менее, что нацпроекты будут реализовываться или без конкуренции, или в режиме псевдоконкуренции двух-трех монополистов?

Опасения такие всегда есть. Но сейчас идет мониторинг проектов, и я думаю, что и сами проекты, и механизмы будут совершенствоваться год от года. Вот на следующий год уже будет радикально изменен целый ряд проектов, в частности проект по жилью для молодых специалистов АПК. Я думаю, что практика внесет свои коррективы, это нормально. Надо вовремя модифицировать проекты, приспосабливать их к сложившейся практике.

Давайте подведем черту, чтобы все поняли. Ограничивать стерилизацию средств в Стабфонд, чтобы туда попадало ровно столько, сколько надо для поддержания стабильной макроэкономики. Остальное — на инфраструктурные и инновационные инвестиции. Это ваша позиция, так?

Да.

О людях и государстве

Год назад вы сказали, что настало время «злых», непопулярных реформ. Мы помним, как отреагировали пенсионеры на монетизацию льгот, а уже в этом году люди, увидев, как резко выросли цены на услуги ЖКХ, вновь вышли на улицы. Как вы планируете сгладить последствия ваших «злых» реформ для народа?

Мы предполагали, что в этом году будет существенный рост тарифов. Вы знаете, что регулирование тарифов возложено на субъекты Федерации. Предвидя эту ситуацию, мы предприняли целый ряд шагов, направленных на ограничение роста тарифов. В том числе в очень оперативном порядке был принят закон об ограничении роста тарифов на услуги ЖКХ. Был установлен «федеральный предел» в 20 процентов. Хотя очень большое количество регионов не уложились в эти рамки. Нам пришлось разбираться с резонами, по которым регионы требуют более высокого повышения тарифов, чем позволяет им предел в 20 процентов. И мы добились того, что к февралю все регионы привели в соответствие свои тарифы с федеральным предельным нормативом. Вы знаете, что в ряде регионов тарифы были снижены.

Человек не должен платить за воровство и бездарность управления монопольными компаниями

Часто говорят: то, что Федерация установила лимиты, это некий шаг назад, к государственному регулированию тарифов. Это одностороннее понимание ситуации. Регионы могли устанавливать тарифы свободно в течение последних 10 лет. Более того, Федерация установила стандарт в оплате услуг ЖКХ в 100 процентов два года назад. Но целый ряд регионов не установил это у себя. И теперь вместо реальной реформы ЖКХ, то есть снижения затрат населения по содержанию жилья, они пытаются переложить всю неэффективность своего ЖКХ на плечи населения. Это неправильно. И то, что мы приняли ограничение на федеральном уровне — это в первую очередь борьба с теми регионами, которые не желают заниматься снижением издержек естественных монополий, а пытаются переложить их на людей.

Человек не должен платить за модернизацию?

Человек должен платить за модернизацию, но человек не должен платить за воровство и бездарность управления монопольными компаниями. Человек должен платить ровно столько, сколько это стоит. Как показывает опыт, если внедрить конкурентные условия в сфере ЖКХ, то тариф от сегодняшнего падает — не растет, а падает — на 20-30 процентов. Вот это то, за что должен платить человек. Людей миллионы, а монополистов — сотни, но они, к сожалению, сильнее. В выборе между интересами монополистов и интересами жителей федеральное правительство, конечно же, принимает позицию граждан. Мы и в дальнейшем будем ограничивать аппетиты естественных монополий и будем побуждать регионы к реальной модернизации ЖКХ и снижению издержек. Как только регионы проводят реальную реформу ЖКХ, внедряя конкуренцию, ограничения государства по росту тарифов не действуют.

Между тем представление, будто власть занята строительством некоего «корпоративного государства», в котором преобладают интересы не граждан, а самой корпорации, получает сейчас определенное распространение. Вы ни разу не высказывали своего отношения к этому, не могли бы вы сформулировать его сейчас?

Любое сравнение грешит упрощением ситуации. Я против корпоративного государства. Я считаю свободу высшей ценностью человека, и никакое другое государство, кроме демократического, не обеспечивает свободу. Я за то, чтобы миллионы людей в нашей стране получили высокое качество государственных услуг, в которых они постоянно нуждаются, а это возможно только при контроле общества над чиновниками.

На мой взгляд, то, что сегодня происходит в России — это очень сложный процесс, который зачастую не помещается на «полочки» наших обычных представлений. Россия — очень сложное образование, в котором не существует прямых путей к конечной цели: достижению благосостояния народа.

Нам с разных концов света пытаются давать разные советы: «я думаю, что вам правильно идти вот так», а с другого конца — «нет, я думаю, что правильнее вот так». Но советы может давать только тот, кто имеет позитивный опыт в достижении собственных целей, а таких стран в мире не так много, это раз. А во-вторых, в силу разной истории разных стран, в силу уникальности людей опыт универсальным не бывает. Что хорошо для стран с развитой европейской демократией, абсолютно неприемлемо для мусульманских стран, и так далее. Честно говоря, я скептически отношусь к поиску «третьего пути», но то, что мы не можем ксерокопировать опыт других стран, это очевидно. Это подтверждается моим собственным шестилетним опытом работы на ключевой должности в правительстве. Любой опыт бесценен для России, но он должен быть адаптирован к нашей истории, нашей психологии, к текущему состоянию нашей страны, к традициям администрирования, к коррумпированности чиновников, и ко всем остальным проблемам. Не всегда получается такое вот слепое «развешивание ярлыков»: вот это демократично, а вот это не демократично. Принимаются достаточно сложные решения. Все едины в цели, но никто не знает, какая дорожка правильная. Надо терпимее к этому относиться.

О компаниях

Одна из крупных американских газет дала интересный комментарий к желанию России брать со своего стратегического партнера, Белоруссии, рыночную цену за газ. Она написала, что это связано с глубоким кризисом в самом «Газпроме». Вы можете с этим согласиться?

Нет.

То есть в «Газпроме» все хорошо?

В «Газпроме» сейчас очень устойчивая финансовая ситуация. Наверное, самая устойчивая за последние годы. Но эффективность «Газпрома» весьма и весьма далека от совершенства. Система «Газпрома» требует существенных реформ для увеличения собственной эффективности. Но должен сказать, что как раз сейчас начались реальные шаги в сторону реформ. В частности, это последнее решение совета директоров про разделение по видам деятельности всех бизнесов «Газпрома». Это очень позитивный шаг, и первый шаг навстречу реформам. Я буду рад, если это будет сделано в течение двух ближайших лет.

Усиление роли государства в добывающем секторе, стремление объединить компании, работающие в одной отрасли, в мегакорпорации (автомобилестроителей, авиаторов, энергостроителей) — это правильная дорожка, или нет?

Если бы я мог точно диагностировать, что правильно, а что нет, я был бы прорицателем. Но есть некие экономические принципы, аксиомы, которые нельзя нарушать. Первая из них — это конкуренция. Снижение издержек, а, следовательно, и повышение доступности товаров для людей, возможно только в условиях конкуренции. Любая монополия рождает высокие издержки, и выкачивает деньги из людей, обосновывая это тысячами различных причин. Без конкуренции не бывает конкурентоспособности.

Хорошо, но стоит или не стоит объединять какие-либо компании?

Всегда надо смотреть, на каком рынке данная компания имеет конкурентов, которые способны подавлять ее непроизводительные издержки. Если эта компания работает на внутреннем рынке, ни в коем случае нельзя допускать ее монополизма. Нужно как можно сильнее обусловить ей конкуренцию. Если же эта компания работает на глобальном рынке, и мы хотим, чтобы глобальные конкуренты, транснациональные корпорации, не поглотили наши компании, то мы должны создавать условия, чтобы эти компании были конкурентоспособны. То есть укрупнялись до уровня транснациональных компаний. В этом случае нам надо освобождать трансграничные операции от всевозможных препонов и пошлин. Это обязательное условие. Если компания хочет быть транснациональной, и мы видим, что она может работать на глобальном рынке, нужно полностью выровнять условия конкуренции, то есть обнулять все пошлины и так далее. Но если компания хочет и защищаться, и быть монопольной, не верьте ей: она спекулирует за счет интересов народа.

О земле, ВТО и о личном

Минсельхоз объявил, что в его составе появится структура, занимающаяся сельхозземлей. Учитывая, что административная реформа всю землю «отдала» вашему министерству, свидетельствует ли это о кризисе реформы и разрушении системы управления землей?

Мы с министром сельского хозяйства Алексеем Гордеевым обсуждали эту тему, и договорились о приемлемом решении, которое не разрушает принципов земельной реформы и системы регулирования земельного рынка и рынка недвижимости в селах. Мы договорились о том, что регулирование останется за нами, но все, что касается села, будет решаться при непосредственном участии минсельхоза, в том числе решаться концептуально.

Но это значит, что минсельхоз окажется распорядителем подмосковных дач, стоящих на — формально — сельхозземле, а это миллиарды долларов.

Федерация не распоряжается сельхозземлями, все конкретные функции по управлению землей переданы муниципалитетам.

Прошли те самые «недели», за которые Россия должна была подписать с США протокол о присоединении к ВТО. Этого не произошло. Почему?

Потому что это очень непростой процесс.

Говорят, помешало обсуждение четвертой главы Гражданского кодекса, про интеллектуальную собственность, это так?

И это тоже. Но мне бы не хотелось комментировать ту огромную и ювелирную работу, которую ведут наши переговорщики.

Недавно вы сказали, что Петербургский экономический форум будет ярче Давоса. Ярче в чем? Если в светском плане, то это вряд ли, а если в плане дела, то это легко — Давос ведь стал «Куршевелем для экономистов»…

Ну я бы не согласился с такой оценкой работы организаторов Давосского форума. Я считаю, что уровень форума в Давосе растет, организаторы работают очень профессионально. Чтобы нам стать ярче Давоса, нам нужно время. Это так просто не делается.

Но почему мы сможем стать «круче» Давоса? Потому, что у нас значительно больше конкурентных преимуществ. Во-первых, город Санкт-Петербург несколько больше, чем поселок Давос, и более известен в мире. Не форум станет брендом, который вытащит город, а наоборот, Петербург — тот бренд, который потянет за собой Петербургский форум. Во-вторых, в Давосе есть горные лыжи, но в январе там не всегда хорошая погода, и далеко не все участники форума умеют кататься на горных лыжах. В Петербурге будут самые знаменательные, на высочайшем мировом уровне, культурные мероприятия, с которыми очень сложно конкурировать любой стране. А культура — это то, что позитивно воспринимается практически всеми участниками форума. В-третьих, это белые ночи. В-четвертых, это конфигурация форума, которую мы придумали: культура, интереснейшие выставки, плюс сам экономический форум в его классическом понимании. Наконец, наш форум станет площадкой, которая в первую очередь будет специализироваться на рынках развивающихся стран. Чему в мире аналогов нет.

А как же свободомыслие, которое так ценится участниками подобных форумов? Ведь трудно представить, чтобы после победы «оранжевой революции» президент Украины выступал не в Давосе, а в Питере.

Почему трудно? Вполне. Более того, мы надеемся, что президент Украины будет участвовать в Петербургском форуме, мы бы с удовольствием хотели его видеть. Более того, президентом страны поставлена задача максимально привлечь наших ближайших партнеров, таких как Казахстан, Белоруссия, Украина, Узбекистан к участию в форуме.

Многие говорят, что теперь вы меньше либерал, чем пять лет назад. Вы бы с этим согласились?

Я теперь еще больший либерал. Я и сейчас считаю, что вывести нашу страну из серьезных проблем в экономической области может только экономическая свобода. Только свободные предприниматели, свободные граждане, которые при этом получают еще и поддержку государства и имеют свободу творчества в бизнесе. Я только укрепился в этой идее.

Говорят, что я «пробил» идею особых экономических зон. Идею особых экономических зон мы пытались провести с 2000 года. К сожалению, опоздали на пять лет, и только в 2005 году мы эту идею воплотили в жизнь. Не нам с вами судить, чем эта идея закончится. Через 5-10 лет посмотрим, что будет результатом. Я уверен в том, что это один из ключей диверсификации экономики. Наша страна богата наукой и инновациями. К сожалению, без помощи государства на этом этапе невозможно развить альтернативные, высокотехнологичные сектора экономики. К сожалению, еще раз повторяю, невозможно развить инфраструктуру, не вкладывая в это деньги. И если кто-то это называет отходом от либеральной идеи, пусть мне приведет в качестве примера хоть одно государство, где инфраструктура развивается на частные деньги или находится в таком же запущенном состоянии, как в России, а государство при этом процветает, где инновации развиваются исключительно на частные деньги, где нет поддержки науке, культуре, здравоохранению, социальной сфере.

На мой взгляд, некоторые российские либералы в учебнике макроэкономики прочитали только первую страницу. Ту, где написано, что важнейшая роль государства состоит в обеспечении макроэкономической стабильности. Но если перевернуть первую страницу, то на второй будет написано «а также», и через двоеточие идет огромное количество условий, которые государство должно обеспечить. А это развитие инфраструктуры, равных условий конкуренции, развитие финансовой инфраструктуры, инноваций, финансирование фундаментальных исследований и всех институциональных реформ. Я проехал много стран за эти годы, и могу сказать, что не знаю примера ни одной страны, даже самой либеральной, где бы эти инструменты отсутствовали. Те, кто призывает нас бросить инвестировать в инфраструктуру, в инновации и в науку — либо люди, которые не до конца понимают логику экономического развития государства, либо преследуют иные цели, нежели ответственность за огромную страну с миллионами людей.

Поверьте, решения, к которым мы сейчас пришли, невозможно было бы провести через огромное количество дискуссий, если бы у нас не было соответствующих аргументов. Аргументы у нас есть, и всем желающим поспорить на эту тему мы готовы предоставить такую возможность в открытой дискуссии, в прямом эфире, на радио, на телевидении, на страницах вашей газеты. И самое главное: если кто-то приведет соображения в пользу изменения тех направлений экономической политики, которые складываются сегодня, мы с удовольствием их примем. Экономическая политика — это абсолютно диалектическая вещь, которая должна меняться в зависимости от того, как меняется экономическая конъюнктура. Если она является статичной, она обречена. Поэтому мы будем ее постоянно трансформировать, в том числе в зависимости от того, как будет меняться мировая конъюнктура.


Источник: hr-portal.ru