Ловушки счастья: как мы вредим себе на работе
Жизнь слишком коротка, чтобы быть несчастным на работе. Тем не менее, даже среди тех, кто может выбирать свой карьерный путь, немало неудовлетворенных и оторванных от коллектива людей. Возьмем, к примеру, мою клиентку Шэрон, вице-президента крупной энергетической компании. Умная и трудолюбивая, она смогла высоко подняться по карьерной лестнице, действуя «правильно» и предсказуемо. Она много зарабатывает, любит мужа, обожает своих детей. У нее было все, о чем можно мечтать, но она не чувствовала себя счастливой. Обстановка в семье стала напряженной, работа больше не приносила удовлетворения. Шэрон устала от политики компании и скептически относилась к бесконечным изменениям, направленным якобы на исправление текущих недочетов. Ей приходилось проводить в офисе слишком много времени. Очередное повышение и бонус были не такими соблазнительными, как раньше, но она продолжала усердно трудиться: она привыкла выбиваться из сил.
Шэрон винила окружающих в своих разочарованиях. Она считала, что топ-менеджеры оторваны от реальности, жаловалась друзьям и коллегам на решения начальства и стратегию компании. Все члены ее команды, казалось, стали работать хуже.
Несколько месяцев я консультировала Шэрон и прониклась к ней симпатией. Но даже меня ее жалобы утомляли. Не могу представить себе, что думали ее коллеги. Когда мы наконец перестали выяснять, почему в своем состоянии она винит окружающих, Шэрон сказала: «Я знаю, что смогу все исправить. Просто я ужасно занята. Да и неважно, счастлива я или нет. Главное, что я достигла целей». В моменты просветления Шэрон признавала, что ее угнетенное состояние и стресс влияют на отношения с коллегами, с семьей, на ее здоровье. Она даже заметила, что начала идти на мелкие сделки с совестью. Однако она не видела связи между страданием, которое все чаще испытывала, и ухудшением работоспособности.
Шэрон такая не одна. Мы знаем, что уровень вовлеченности сотрудников катастрофически низок. Многочисленные исследования показывают, что почти две трети наемных работников в США ощущают скуку, отстраненность или истощение и готовы срывать планы и проекты — и подводить людей. Я не вижу в этом смысла. Почему многие мирятся с работой, не приносящей удовлетворение, с высоким уровнем стресса, с выгоранием и хроническим отсутствием счастья? Почему не сопротивляются?
Ощущение неудовлетворенности объясняется множеством факторов. В начале 2017 года Американская психологическая ассоциация выяснила, что из-за политической ситуации, стремительных перемен и роста неопределенности в мире американцы все чаще испытывают стресс. Но дело не всегда во внешних обстоятельствах. Нередко вина лежит на нас самих. Я 30 лет консультирую руководителей крупных компаний, общественных организаций, а также членов правительства. И я заметила, что многие попадают в так называемые «ловушки счастья» — думают и работают так, что не могут двигаться вперед, чувствуют себя несчастными и в конечном счете добиваются меньших успехов. Три из наиболее распространенных ловушек — честолюбие, стремление отвечать чужим ожиданиям и чересчур усердная работа — на первый взгляд кажутся полезными, но, доведенные до крайности, не приносят ничего, кроме вреда.
ЛОВУШКА ЧЕСТОЛЮБИЯ
Мы делаем все, чтобы достичь целей и продвинуться по карьерной лестнице. Но когда амбиции сочетаются с чрезмерной состязательностью и ориентацией исключительно на победу, возникают проблемы. Мы перестаем замечать, как наши действия влияют на окружающих и на нас самих; отношения портятся, сотрудничество страдает; мы начинаем преследовать цели ради их достижения, и работа теряет смысл.
Именно это произошло с Шэрон. Всю жизнь родители, учителя, тренеры поощряли ее стремления, и она многого достигла. Она получала хорошие оценки, лидировала в спорте, отлично училась в университете. Когда она начала работать, ее честолюбие поражало начальство: она выполняла все поручения идеально и в срок.
Коллеги стали сторониться Шэрон, когда поняли, что для нее главное — всегда быть первой. Ведь это означало, что все остальные плетутся у нее в хвосте. Ее не интересовали общие задачи, если они не помогали ей достичь собственных целей. Шэрон заслужила репутацию человека, готового идти по головам.
В честолюбии как таковом нет ничего плохого. Иногда оно даже заставляет людей оттачивать социальные навыки. Но безграничное честолюбие Шэрон было направлено исключительно на ее собственные цели, и коллеги перестали доверять ей. И помогать.
Ситуация обострилась, когда Шэрон управляла важным проектом, выступая посредником между своим подразделением и влиятельным внутренним клиентом. Стратегия компании, как и цели проекта, изменились, запросы клиента выросли, а финансирование осталось прежним. Просьбы клиента казались Шэрон необоснованными, и она по привычке начинала с ним соперничать, стремясь к победе. Она стала «срезать углы», потребовала, чтобы ее подразделению выплатили дополнительные деньги и даже лгала, чтобы получить желаемое.
Боссу Шэрон, который много лет защищал ее, пришлось признать очевидное: она стала помехой. Он отстранил ее от проекта. Ее карьера застопорилась. Вынужденный перерыв стал толчком к пробуждению, и Шэрон увидела, что долгое время была одинока и несчастна. Ее амбициозность вместо преимущества стала ловушкой. Шэрон не была безжалостной — жесткое поведение превратилось в привычку, когда она в начале карьерного пути поняла: победитель получает все. Этот подход загнал Шэрон в тупик как в профессиональном, так и в личном плане.
ЛОВУШКА «ПРАВИЛ»
Делать то, что мы, как нам кажется, должны, а не то, что мы хотим, — ловушка, в которую может попасть любой. Некоторые из неписаных правил, влияющих на карьеру, действительно имеют смысл: нужно получить образование, быть пунктуальным, вежливым с коллегами. Но слишком многие рабочие нормы вынуждают нас отрицать свою сущность и делать выбор, который ограничивает наш потенциал и душит мечты.
Чтобы достичь успеха, в большинстве компаний надо все делать «правильно»: одеваться, разговаривать, выбирать круг общения. Мне приходилось работать в организациях, где женщины должны всегда быть при макияже и носить определенную прическу, а соискатели лишаются шанса получить желаемую должность из-за неопрятной обуви. Я трудилась в корпорациях, где неженатых мужчин не назначали на руководящие посты. В компаниях из списка Fortune 500 среди менеджеров высшего звена лишь 4% — женщины и менее 1% — расовые меньшинства.
Негласные правила не только не имеют под собой оснований (пол, раса и семейное положение не говорят о способности руководить), но и наносят нам урон, заставляя скрывать свою сущность и притворяться. Как показал опрос, проведенный Кенджи Йошино и Кристи Смит на средства Deloitte, многим людям — 61% из 3000 опрошенных — приходится «шифроваться» на работе: они стараются не проявлять свои гендерные, расовые, сексуальные, религиозные особенности.
В некоторых компаниях женщины не говорят о детях, чтобы избежать «наказания за материнство». Афроамериканцы зачастую не общаются друг с другом, чтобы не казаться частью маргинальной группы. Даже 45% белокожих мужчин утаивают личную информацию — например, о депрессии или проблемном ребенке. Я знаю многих, кто скрывает все, что делает их слабыми или уязвимыми: трудности в семье, ощущение профессионального выгорания.
«Правила» влияют не только на то, как мы позиционируем себя на работе. Они определяют выбор карьеры. Вот история еще одного моего клиента, Маркуса. На последних курсах колледжа он работал в паре стартапов и искренне наслаждался процессом. Он втайне надеялся остаться в рядах предпринимателей, но по мере приближения выпускного все больше колебался. Затем он получил предложение от престижной консалтинговой фирмы и принял его. Полгода спустя он понял, что ненавидит эту работу, но родители продолжали кичиться его должностью и высокой зарплатой, а друзья завидовали ему. Маркус чувствовал, что не может уйти.
В 42 года Маркус стал партнером. Он соблюдал все нормы и казался победителем. Но его карьера больше походила на игру. Он видел, что миссия компании расходится с ее действиями, и все же пошел туда работать. Он понимал, что ему придется свысока относиться к людям, особенно к нижестоящим, и это казалось ему унизительным — но он принял это правило.
Маркусу не нравилось консультировать, и большую часть карьерного пути он скрывал свою сущность — он был геем, вышедшим за плотника. В офисе он не говорил о личной жизни, поскольку было очевидно: все, кто преуспел в компании, — гетеросексуалы. Необходимость «шифроваться» любого сделает несчастным. Она отрицательно сказывается и на профессиональной деятельности: лояльность снижается, неудовлетворенность работой и коллегами растет.
Чтобы избежать этой ловушки, необязательно полностью игнорировать правила. Абсолютный нонконформизм не приветствуется даже в чуждой предрассудков организации. Нужно понять, какие правила несут лишь вред. Подавление собственной идентичности и скрупулезное следование нормам душат нашу индивидуальность и не дают творчески подходить к работе; они не позволяют нам чувствовать себя счастливыми, а ведь счастье — ключевой компонент устойчивого успеха. «Правила» определили профессиональный выбор Маркуса, заставили его заниматься нелюбимым делом и скрывать личную жизнь. Нормы, которым он следовал, вызвали душевные проблемы и разрушили его карьеру.
ЛОВУШКА ПЕРЕРАБОТОК
В ХХI веке всегда надо быть на связи. Некоторые понимают это буквально и постоянно трудятся или думают о работе. У нас нет времени на друзей, спорт, здоровую пищу, сон. Мы не играем с детьми и даже не слушаем их. Мы не остаемся дома, когда болеем. Мы не пытаемся узнать коллег или понять их — мы сразу делаем выводы.
Переработки втягивают нас в порочный круг: чем больше трудишься, тем выше уровень стресса; из-за стресса работа мозга замедляется, а эмоциональный интеллект снижается; низкая креативность и проблемы с общением плохо сказываются на способности добиваться успеха.
Переработки ценятся во многих организациях. Эрин Рейд из Бостонского университета выяснила, что некоторые (в основном мужчины) лгут о том, сколько они работают. Люди утверждают, что трудятся 80 с лишним часов в неделю, — предположительно потому, что считают: это поразит боссов. Одержимость работой может быть вызвана внутренними проблемами: она питается неуверенностью, успокаивает вину, когда мы видим, что другие перегружены, или позволяет спрятаться от личных неурядиц. Многие полагают, что переработка помогает снять стресс: если они закончат проект, доделают отчет, то почувствуют, что контролируют ситуацию.
Так было и с Маркусом. Он поздно приходил домой и сидел на кухне, разговаривая c супругом и детьми. Телефон в это время лежал рядом. Через две минуты он брал его в руки. Маркус думал, что никто не обращает на это внимания, но его семья страдала. Много лет супруг пытался поговорить с Маркусом о его одержимости работой. Сначала Маркус злился: «Ты что, хочешь, чтобы я уволился?». В конце концов он прислушался и пообещал измениться. Но после недолгой ремиссии его одержимость вернулась.
Маркус стал меньше спать — отчасти из-за внеурочных звонков, отчасти из-за стресса. Он плохо питался и много пил. На работе он был угрюмым и рассеянным. Он начал срывать сроки, забывал отвечать на важные письма. Он не мог оправдать ни собственных ожиданий, ни ожиданий окружающих. Он решил, что нужно поднапрячься.
Как и Шэрон, однажды он «пробудился ото сна». Во время очередного спора по поводу телефона и ночных звонков супруг сказал: «Это должно прекратиться. Я так больше не могу». Заявление мужа поразило Маркуса, тем более что оно совпало с другим событием. Неделей раньше начальница указала ему на недочеты в его проекте. Она призналась, что все беспокоятся о нем: было очевидно, что постоянная «включенность» грозит Маркусу выгоранием. Она даже сказала то же, что и его супруг: «Это должно прекратиться».
Маркус честно пытался признать свои проблемы. Переутомление, замаскированное под усердие, стало для него привычным и важным, ведь его карьера развивалась, а темпы изменений росли. Организации с плоской структурой и конкурентные рынки заставляют нас трудиться усерднее. По мере развития технологий мы берем на себя задачи, которые раньше выполняли за нас другие. Люди, работающие в международных компаниях, привыкли к внеурочным телефонным переговорам. Маленький аппарат, который мы носим повсюду, полностью завладел нами. Теперь работа с нами всегда — буквально в кармане или на тумбочке у кровати.
Источник : hbr-russia.ru
